– Никаких консервантов, cara, – продолжала Анто. – Как тосканские женщины. Никакого ботокса, не то что римлянки! Только естественная красота! – И они с матерью звонко рассмеялись.
С каждой ложкой риболлиты в меня как будто вливалась жизненная энергия – словно это было лекарство. Я последовала совету la mamma не есть слишком много: впереди еще была паста.
– А пока готовится паста, мы попробуем вот это. – La mamma поставила на стол корзину с идеально круглым розовым редисом – первым в этом сезоне и, по ее словам, отличным.
Мы принялись есть его без заправки и в благоговейной тишине, нарушаемой лишь хрустом. Редис был таким острым, что глаза у меня заслезились. La mamma была права: он заслуживал того, чтобы считаться отдельным блюдом.
Потом la mamma принесла блюдо с пастой. Длинные спагетти вперемешку с ярко-зеленым горошком и растопленным пармезаном. На отдельном блюде лежал салат-латук и нут. За столом снова наступило благоговейное молчание. После второй перемены блюд, когда мы все доели, la mamma посмотрела на меня и подмигнула:
– Ты замужем?
– Нет, la mamma! – ответила за меня Анто. – La Камин одинока, как и я.
Мое имя она произнесла как Хамин, по-флорентийски превращая к в х. Я раздулась от гордости, почувствовав себя настоящей флорентийкой.
– Allora, non vi preoccupate[54], – сказала la mamma и пустилась рассказывать о своей подруге, недавно отметившей восьмидесятилетие.
Однажды ее партнер по танцам, вдовец, зашел к ней утром в гости и предложил себя в подарок – «день любви, пока мы еще не совсем состарились, чтобы все забыть», – и она приняла.
– Это был лучший секс в ее жизни, – деловито заключила la mamma. – Так что не переживай, всему свое время. Даже в моем возрасте еще есть шанс! – Она звонко расхохоталась и пихнула локтем Антонеллу, которая пристально на нее посмотрела.
– Во всяком случае, cara, – с усмешкой ответила Антонелла, – теперь у нас хотя бы появилась надежда.
По дороге домой я размышляла над мамиными словами. В самом деле, не было нужды торопить Беппе. Ведь секс я могла найти повсюду – стоило только захотеть. И он вполне мог стать лучшим сексом в моей жизни. Возвращаясь домой по извилистым улочкам, ставшим такими знакомыми, я увидела свисающие с балконов и стен глицинии и, пройдя наискосок через Пьяцца Демидофф, очутилась в зарослях лиловых кустов, чей сладкий аромат заглушал вонь от собачьей мочи. Эти цветы с четырьмя лепестками были так прекрасны, что я сорвала парочку и понесла домой, уткнувшись в них носом. Приглядевшись, я увидела длинный стебель бледно-лавандового ириса, прямой, как меч, в окружении листьев-лезвий. Весна пришла.