– Мальчик пока еще жив! – гневно воскликнула Люда. – И в больнице ему делать нечего!
Старая педиатр считала, что дома стены лечат, поэтому в больницу ребенка надо класть в самом критическом положении, когда капельницы требуются. Люда боялась больниц, как рокового казенного места, где человек зависает между жизнью и смертью. Без нужды и по пустякам кто же в больницу отправится?
– Что вы несете? – скривилась докторша.
– Мальчику капельницы нужны? – уточнила Люда.
– Возможно.
– Но не точно? – допытывалась Люда.
– Послушайте! – зло блеснули очочки. – Не морочьте мне голову! Я с утра на приеме, по двум участкам. А тут еще главврач требует идти подкидыша осматривать. Я не резиновая.
– Сомневаюсь.
Докторша казалась Люде именно резино-во бездушной, как надутая игрушка из полиэтилена.
– Что? – не поняла врач, но ответа не стала дожидаться. – Так, хватит болтовни. Вы к этому ребенку отношения не имеете.
– Мы его от смерти спасли!
– Не важно. По инструкции ребенок должен находиться месяц в больнице, на карантине.
– Он заразный? – ахнула Люда.
– Не имеет значения, – пожала плечами докторша.
– Как это не имеет? – возмутилась Люда. – Вы же доктор! Так скажите мне, здоров ребенок или болен?
– Я вам русским языком объясняю: ребенка следует поместить в больницу, на обследование, затем передать в «Дом малютки». Все!
Села за стол, достала бланк, стала писать.
Подняла голову:
– Как зовут ребенка?
– Да-к неизвестно…
– В самом деле, что я спрашиваю, – улыбнулась врач.
На несколько секунд она превратилась в нормальную молодую затюканную женщину, которой постоянно не хватает отдыха, чтобы пополнить запас жизненных сил. Но потом снова напялила маску злой мымры. Людмила и пожалеть-то докторшу не успела.
Запеленала младенца, взяла на руки, наблюдая, как врач вписывает что-то в строчках направления, заговорила решительно:
– Вы там хоть что пишите, а маленького я в больницу не отдам! И зовут его… зовут… Егор! Да! Егор Егорович Попов. Правда, мой сладенький? Тетя холодной штукой в тебя тыкала, хоть бы погрела, врач называется. А ты не плакал. Ты у нас герой. Опять-таки про кормление и какашки не спросила. Вот видишь, Егорушка, какие педиатры пошли. Я тебя плохой тете не отдам, не бойся. Он улыбается! Улыбается мой драгоценный.
Откинувшись на стуле, с каменным выражением лица врач выслушала обвинения. Упреки ее мало задевали. Молодая врач была уверена, что хронические доброта и сердечность – удел людей интеллектуально неразвитых или полностью благополучных. Дебилы, как правило, любят весь мир – от букашки до солнца. Развитой личности легко прослыть доброй, когда в шоколаде купается, когда у нее есть все, что захочет, и даже больше. Почему же не подарить людям участие, сострадание – как объедки с барского стола. А голодные милостыню не подают и не жалеют всех и каждого, их бы кто пожалел. Если было бы у нее хоть полчаса времени – после приема в поликлинике заскочить домой, где твердолобая свекровь пичкает двухлетнюю дочь солеными огурцами «для аппетита». Если бы не нужно было мчаться в частную клинику на подработку, там зарплата вдвое превышает государственную. Если бы была уверенность, что муж сегодня придет до полуночи и трезвый. Если бы взрослая жизнь, начинавшаяся в фейерверках любви, надежд не обернулась пошлыми препирательствами со свекровью, двумя работами, мужем-неудачником и хроническим алкоголиком. Если бы красный диплом не пылился в ящике стола, если бы не забеременела, если бы унаследовала миллионы, если бы… И вы еще хотите от меня ласковых улыбочек?