Это мой город (Белоусов) - страница 136

Впоследствии этот случай, все время вызывал в душе непокой и недоумение. Почему,– думалось,– с какой стати такая ненависть, что плохого собирались сделать люди, принесшие к церкви куличи, крашеные яйца, люди, говорившие друг другу слова любви, обменивавшиеся пасхальными поцелуями. С возрастом стал осознавать – именно это, приобщение людей к очищающему душу чувству всеобщей, человеческой любви, и вызывало злобу у партидеологов, поскольку именно ненависть, классовую злобу пытались насадить они в человеческих сердцах вместо христианской любви. Однако злоба оказалась недолговечной, как и коммунистическая идеология, как и коммунистическая практика запугивания, устрашения, репрессий.

Еще один повод для размышления о сущности любви и ненависти случился в «эпоху» борьбы за Красный костел. На рубеже 90-х годов был принят закон, по которому бывшие церковные строения, храмы, должны были быть возврашены верующим. Согласно этому, справедливому закону, костел Святых Сымона и Алены, как стали называть знаменитое здание на площади Независимости, так же был быть возвращен католической конфессии. Не могу сказать, что эта идея, была однозначно воспринята благожелательно кинематографической общественностью. Нет! Среди нас было достаточное количество тех, кто считал, что закон законом, а «понятие» диктует, что уступать нельзя. Было и много тех, кто полагал, что возвращение костела – дело святое и справедливое. Общественность, что называется, поделилась пополам. Представители католической конфессии заняли довольно жесткую позицию, не соглашаясь ни на какие переговоры – выметайтесь, дескать, из костела, безбожники, и все тут. Начались акции с голодающими на морозе старушками, которые заплевывали, входящих в Дом кино, награждая их, при этом, эпитетами вовсе не из лексикона христианского человеколюбия. Заседания правления Союза кинематографистов, шли непрерывно. Тех, коллег, которые занимали жесткую позицию, удалось постепенно убедить в том, что храм должен быть возвращен верующим. Да, не мы его забирали! Да, во многом благодаря нам он был сохранен! Все так! Тем более следует сделать последний шаг доброй воли и Храм освободить. Во многом, должен сказать, эта позиция возобладала благодаря настойчивости, здравомыслию, стремлению сохранить в городе социальный мир, избежать межконфессиональных конфликтов, просто желанию понять друг друга, желанию пойти на встречу друг другу, которых придерживался тогдашний председатель Союза Вячеслав Никифоров. Принять решение было тем более нелегко, что и партийное и городское начальство заняло откровенно провокационную позицию – разбирайтесь, как хотите, наша, хата с краю! Между тем, партийная и советская «хата» в те времена, была еще отнюдь не с краю. Еще – если не все, то очень многое от них зависело. Ну, например, а куда, собственно, выезжать Союзу кинематографистов? Ответ – а куда хотите! Горисполком кивал на горком, горком на ЦК, ЦК на горисполком. Порочный круг казался неразрывным. А бабули у входа голодают и скандалят, ксендз проявляет похвальную твердость, кинематографисты колеблются, партийцы «в тихаря» улыбаются, дескать, за что боролись, на то и напоролись. Конфликт, казался неизбежным. Слава богу, удалось его избежать. С огромным трудом, как временное решение проблемы, добились для Союза, временного помещения на Карла Маркса 5. Согласились с предложенным, поверив представителям партийной и советской власти, что со временем Союзу будут предоставлены и т.д., и т.п… Ничего, конечно, предоставлено не было. Как всегда, коммунисты солгали, по сути, прервав существование в столице, очень активной общественной организации Союза кинематографистов. Однако, ущербности в душе оттого, что приняли такое решение, не ощущаю, ибо уверен – Храм передали правильно, он для того и был построен, чтобы в нем люди молились. Разговоры о том, что не тем передали, что следовало не идти на поводу у католиков, а следовало договориться еще с кем либо из иных, более «лояльных» конфессий – отметаю. Не наше это было дело, не кинематографическое, заниматься нечистоплотными играми. Да, по большому счету, в моем городе, в котором исторически сложилось конфессиональное разнообразие, в городе, где население впитало христианское – «нету ни грека, ни иудея», где испокон века мирно уживались и православные, и католики, протестанты, иудаисты и мусульмане. Где рядом с костелом, стояла синагога, рядом с православной церковью была мечеть, где пресловутая белорусская толерантность, начиналась именно, как толерантность межконфессиональная – смешно говорить о некоей церковной предпочтительности, о том, что какая-то ветвь христианства более «исконная», что некая конфесиия более соответствует национальному характеру. Вопрос ведь не в том, кто как молится, кто как принимает святые дары, кто как крестится, кто в какую церковь ходит. Вопрос в том, и лишь только в том, живет ли в душе любовь к ближнему, что, согласитесь, одинаково важно и для христианина и для мусульманина и для правоверного еврея.