Это мой город (Белоусов) - страница 139
Позвольте перевести дыхание и рассказать почти анекдотическую, но тем не менее правдивую историю с филологическим подтекстом.
Была у меня в студенческую и послестуденческую пору знакомая девушка, которая ухитрилась выйти замуж за шведа. Швед был богатый, поэтому девушка ездила отдыхать на курорты Китая, ей очень нравился китайский сервис, ну, а пересадка, как водится, была в Минске, поэтому богатая шведская дама Света Курман, забавляла иногда рассказами из шведского быта…
– Представляешь Олег, какие идиоты эти шведы!.. Сам понимаешь, делать мне там нечего, поэтому от скуки пошла на курсы шведского языка… Для чего-то там они нужны… Что бы гражданство получить, или еще для чего, не вникала.. Представляешь, в школе бар, дансинг, массажные салоны, баня, бассейн, да еще стипендию платят, за то, что туда ходишь… Мне так там понравилось проводить время, что я решила остаться на второй год… Оказалось, на второй год, все то же самое – только стипендию не платят…
Света была прелестное дитя с абсолютно чистым сознанием, а вот шведы, помнится, меня основательно удивили. Еще больше удивили и привели в восторг израильтяне, когда с солидным запозданием узнал, что разговаривают в Израиле, оказывается, не на привычном, в общем-то, для уха минчанина «идиш», а на возрожденном, бывшем мертвом, но обретшим вторую жизнь «иврите». Ошеломленный эти давним открытием, до сих пор считаю, что возрождение из небытия древнего языка, введение его в мировой обиход – величайший национальный подвиг, заслуживающий и почтения и удивления.
Почтение и благодарность к родному белорусскому языку впервые испытал, оказавшись в 1970 году в Праге. В те времена, по горячей памяти, чехи на дух не переносили русской речи. Вас не понимали в магазинах и барах, вам указывали на улице не то направление, вам сквозь зубы, в спину неслись оскорбления, вас откровенно ненавидели и не хотели этого скрывать. Единственным способом маскировки был резкий отказ от русского языка и переход на белорусский. Пражане улавливали разницу, слышали, что язык славянский, но не русский и успокаивались. Вначале это воспринималось как курьез, как забавный пример языковой мимикрии, потом, когда стал много и по делу ездить по Восточной Европе, побывал в Польше, Словакии, Словении, Чехии – понял, что курьезом здесь и не пахнет – белорусский оказался более близким и понятным для словака, поляка, чеха, словенца, чем русский. И обусловлено это было вовсе не политическими причинами. Белорусский более близок к праславянскому языку, чем русский, на него было оказано меньше иностранных влияний. Поэтому, убедился на собственном опыте, намного легче осваивать польский, словацкий, чешский – если знаешь именно белорусский. Не русский – белорусский, он ближе остальным славянским и по фонетике и по корневому составу слов. Поэтому, когда отдавал дочь в языковую гимназию, без особого труда убедил жену в том, что отдавать нужно только в белорусский класс – это поможет, откроет двери в языковую общность Восточной Европы. Жену убедил. Однако в языковой гимназии упразднили белорусские классы. Аргументировали тем, что математику и, например, химию невозможно преподавать на белорусском, нет соответствующей терминологии, нет и преподавателей, способных вести предметные уроки на родном языке. Спорить с глупостью бесполезно. Рассказывать, что великий Михайло Ломоносов усваивал именно белорусскую математическую терминологию, скушно. Ощущение такое, словно вновь попал в школу, где родной язык не в радость, а в унылую «обязаловку». Странно, почему-то даже те, кто ратует и радеет за необходимость знания родного языка, пытаются выстроить его изучение не на примере шведов, а используя устрашение, принуждение, знаменитое совковое «учи, не то будешь наказан!». Помню, в бытность Евгения Константиновича Войтовича, Министром культуры, легче всего попасть к нему для неспешной и внимательной беседы было утром, без четверти девять, поскольку с восьми к нему приходил учитель белорусского, а после урока образовывался вольный зазор, «форточка», которую и следовало использовать, если хотелось без помех обсудить с Министром насущные проблемы. Несомненно, похвально стремление Министра культуры усовершенствоваться в родном языке, но налет «обязаловки», чего-то, что приходится делать не в удовольствие, а из-под палки, значительно портил впечатление. В веселую пору начала перестройки, родилась идея сделать серию мультипликационных фильмов для самых маленьких белорусов, для дошколят, которых можно было бы через игру, через мультипликацию, вводить в родную языковую стихию. Придумали вместе с Сержуком Соколовым-Воюшем замечательный сценарий, консультировались у преподавателя белорусского языка в Белорусском педагогическом институте Винцука Вячорки, обращались за средствами в соответствующую комиссию Верховного Совета 12 созыва… Там все и умерло! Аргументация отказа была такова – в белорусских детских садиках нет видеомагнитофонов для просмотра мультфильмов, поэтому данный проект неактуален. Акктуалным представлялся немедленный, в приказном порядке перевод всего делопроизводства на белорусский. Вполне допускаю, что с расстояния в пятнадцать лет, что-то формулирую не совсем точно, но за смысл ручаюсь… Обратите внимание, за пятнадцать прошедших лет, видеомагнитофоны в садиках перестали быть проблемой, делопроизводство же на белорусский не переведено по сию пору. Воз, как говорится, и ныне там. Смею думать, потому, что переучивать даже Министров культуры, бесполезный труд. Начинать нужно, все таки, с детского садика. А к детям, само собой, приходить следует только с игрой, поскольку слово «надо» они не понимают, им ближе слова «весело» и «интересно».