Мальчик сплевывал тяжесть с языка.
Стенки туннеля ощущались махровым ковром, надави — и отожмешь порцию гнили.
Нескончаемое путешествие угнетающе воздействовало на него. Чем больше он погружался в потемках, тем гуще казались они, и тем медлительнее он передвигался.
Вот спуск.
Он еще чувствовал свою связь с землей и миром, но там он вынужден осилить трехкратно превышающий путь, чем пройденный сейчас.
Дрожащими руками он схватился за место сгиба и свесился. Когда тело прекратило болтаться он отпустил руки и приземлился на продолжение трубы.
Горючего оставалось маловато, он попытался бежать, но ничего из этого не вышло.
Туннель легонько тряхнуло. Он поскользнулся на гадко выглядевшей лужице и плюхнулся в нее носом. Мелкие зеленые точки уставились на него из жилистых наростов.
Он хотел стряхнуть личинки, но они размазались по куртке смесью гноя и тины.
Проходил час, а мальчик брел, пошатываясь от лужи к луже. Его стошнило, и в противогазе застоялся запах рвоты как он не старался удалить его. Стены давили на голову, он желал только сесть, но это равнялось бы самоубийству, и пока он еще понимал, что нельзя задерживаться или сколь бы то ни было допускать мысли, его жизнь находилась в относительной безопасности.
Непроглядная темень создавала иллюзию бесконечности, и только наличие разных «порезов» на стенке трубы, коих касались промокшие перчатки говорило о том, что он двигается. Но и это вскоре перестало иметь значения.
Он шел вслепую и терял ориентир. Труба все еще выдерживала наклон, и он опасался, что соскользнет в неизвестность.
В голову лезли подлые слова «назад! Назад!»
Инстинкт же выживания абсурдно толкал вперед.
Фильтры забились и перестали пропускать воздух. Мальчик снял противогаз.
Его сразу встревожил запах соли — вода в туннеле.
Он взглянул на респиратор. В огибающих маску волокнах пузырились личинки…
Его передернуло от омерзения.
Он еще долго не мог вытащить фильтр из противогаза, а затем распаковать новые.
На четвертый раз, путем титанических усилий негнущиеся от страха пальцы справились с задачей.
Разум подбрасывал ему чудовищ, мерещившихся в темноте, и он брел, с учащенно бьющимся сердцем по выскребанным меткам, отгоняя липших к оголенным участкам тела москитов. Они пробрались и под шарф на шее. Их слюна вызывала раздражение кожи, и он чесался, растирая пораженные части докрасна.
Ноги то встревали в иле, то утопали в болотцах.
Заплутать тут не заплутаешь — дорога одна, но так тяжело идти, так давит туннель…
Он вспомнил о мече — страже.
Сейчас бы он пригодился.
Раздвигать паутинистые лианы было омерзительно. К тому же они липли на окуляры и лезли в рот, извергая вонь.