Альфредо едва успел подтянуть плащ теней, обретая невидимость, и с замиранием сидел и глядел в глаза стражнику, шепча про себя: «Здесь никого нет, уйди».
Человек оказался на удивление чувствительным к инородным силам, и слишком долго разглядывал края стекла, пытаясь выискать причину беспокойства.
Альфредо смерил взглядом высоту. Часы щелкнули — миновало деление.
Больше терять времени он не мог, поэтому, направив силы в ноги, прыгнул, четким движением в полете прорубил круг в окне клинком, и, падая вниз, подхватил летящее стекло в воздухе. Приземлившись метнул нож из рукава в охранника.
Тот только и успел повернуться боком, собираясь кричать от боли, как Альфредо уже был рядом и могильным голосом шептал на ухо:
— Либо ты не разглядел жертву и порезался, либо ты мертвый охранник.
Быстрое кивание головой вверх и вниз немного успокоило.
Альфредо машинально приложил руку к шее:
Не соврет…
— Прости.
Кровь, не успев вылиться, была остановлена впрыском азота из баллончика под ладонью, а охранник с немым криком и зажатым со спины ртом корчился в судорогах.
«Встанут еще жертвы на моем пути?»
Тело он подвесил в самом темном углу, за полкой книг.
Со стороны выглядело будто он повесился. Благо протекторы не скоро проведают о «диверсии».
Альфредо сожалел о содеянном, что — то случилось с его головой в тот момент.
Эмоции… они нахлынули слишком резко, прогрессировала болезнь, о которой он не распространялся в братстве дабы не подорвать свое влияние.
Она вводила в ярость и безумие.
Аптекарь сказал, что лечение отсрочило конец.
«Сколько лет мне осталось?» — на этот вопрос аптекарь сказал, что природа её не изучена, и что воздействие ослабляется, как ни странно, принятием повышенной дозы иридиума.
У него уже начались проблемы с печенью, и он решил быть спокойным и рассудительным всегда.
Пытался последние три года жить спокойно, не участвовал в играх со смертью, но она неотступно шла след в след.
Доза приносила ужасающую боль, но ярость отходила на второй план.
Подпитка метки иридиумом превращала ее в ночной фонарь, кой он скрывал под маской, а когда свет одолевал и сталь, и щетину, он вырезал плоть, нараставшую обратно.
Так он жил, и проживет, возможно, еще с дюжину лет, если не умрет раньше от облучения, передоза иридиума, или пока не откажет что — то в организме.
Он уже перенес операцию, и ему сказали, что будут следующие припадки, когда он пытаясь подавить необузданный гнев, хватал пузырьки концентрированного иридиума и вливал внутрь.
Завершение коридора, глухая гермодверь.
Снова закрыл глаза и «прощупал» на тепло примыкающий за дверью ход.