Потом, после столичных гастролей, чудесным майским вечером — из тех вечеров, когда небо кажется прозрачным, а ветер тяжелым от будущей летней жары — они сидели вдвоем, любуясь синей рекой и холмами, похожими на караваи ржаного хлеба. Он обнял ее за плечи — будто случайно — и это было счастье. Больше чем премьера, больше, чем удачная роль! Она тогда сказала, что любит, пропуская слова сквозь биение пульса — а как иначе. Он был честен, пытаясь отговорить — талант, как огонь выжигает сердца, не оставив взамен даже камня. Она не услышала. И стала его женой.
За три месяца после их свадьбы труппа заработала больше чем за год — так хороши были Арлекин и Коломбина в новых ролях. А потом она поняла, что беременна. И не смогла больше играть.
Их первенцу уже четырнадцать лет, дочке двенадцать, третий сынок с рожденья был слабым и не пережил первую зиму. Она шила костюмы, творила грим, готовила суп и свиное рагу с фасолью, растила детей, утешала и успокаивала мужа, став ему верным плечом. И нельзя сказать, что Арлекин был плохим супругом… Для театра — первой любви любого актера. Бывало, что он изменял жене, загуляв с очередной красоткой, бывало, что пил — ну а кто из мужей не пьет — но сцене всегда оставался верен. Шатко ли валко, быстро ли медленно, но повозка катилась дальше. А теперь…
Плохо все теперь. Сперва болезнь уложила его на месяц, потом ушла примадонна, потом провалился спектакль… Труппа застряла в глубокой яме, кто мог — тот сбег, кто остался — лучше б не оставался. Еды — на сутки не больше, да и черти бы с ней с едой — нам бы удачи глоточек, да где ж его взять. Что говорить, когда говорить нечего? Что сделать из ничего? Из ничего… женщина способна сотворить шляпку, салатик и скандал! Первое и второе явно не пригодятся. Значит… мой муж кажется забыл, на ком женился! Эх, гори оно все фейерверком!
Коломбина прыгнула из повозки, ощутив, как пружинит земля под босыми ногами. Потянулась — с наслаждением, в полную силу, чтобы косточки захрустели. Сорвала с головы платок, встряхнула роскошными рыжими кудрями — распустишь, до земли достают. И седина почти незаметна. Улыбнулась, чуть кривя уголок рта — за эту улыбку пятнадцать лет назад ее забрасывали цветами! Из повозки достала метлу — пожилую, холеную, с толстой ухватистой ручкой. Подбоченясь, качая бедрами, пошла к костру. Швырнула платок на угли, не пожалев верного друга одиноких вечеров ради эффектной сцены. На мгновение стало темно. И тихо — каждая капля дождя о листья была слышна. Потом над ветхой тканью взметнулось пламя, осветив лицо Коломбины.