— Замерз основательно, — сказал он, снимая шапку, — можно погреться?
— Ну да, погреться! — протянул дневальный. — В дежурку без разрешения командира посторонним нельзя…
— Да какой же товарищ капитан посторонний? — отозвался сержант, — гляди-ка, своего не признал… Проходите, оттайте немножко.
— А где же ваш командир? — спросил капитан.
— С командиром-то с нашим — несчастье…
Осторожно ступая между босыми ногами, капитан прошел к печке и протянул руки с растопыренными пальцами. От него резко несло холодом, зимним ветром, и от этого, казалось, и сам он был резкий, холодный и, наверное, строгий.
— Значит, с Волховского, товарищ капитан? — видимо, продолжая давешний разговор, начал сержант.
— Да, к своим поближе.
— У нас, на Ленинградском, пожарче будет.
— Везде жарко! Там левую, здесь правую щеку отморозил, — улыбнулся капитан и показался совсем нестрогим, и пахло от него уже не морозом, а кисленьким запахом овчины. — А что с вашим командиром?
— Разбомбили. Шесть ден назад, когда машины с дороги разгоняли, осколок в аккурат в грудь угодил.
— А звать его как?
Сержант почему-то смутился.
— Звать-то его было Леля.
— Женщина, значит?
— Женщина, — сказал солдат и бросил окурок в печь.
— А фамилия как?
— Фамилия какая-то длинная. Цельный год у нас служила, а фамилию ее мне все одно, как Гарнизонный устав, никак не запомнить. То ли Малинкина, то ли Калинкина.
— Ну да, Калинкина! — вмешался дневальный. — И никакая она не Калинкина, а Калиновская. Старший сержант Калиновская… А то Калинкина, — презрительно добавил, пошуровав дрова. — Никакая она не Калинкина…
Капитан придвинул ногой порожний патронный ящик, поставил его на ребро и как-то грузно, по-стариковски, сел. Дневальный прикрыл топку, чтобы меньше припекало. Печь загудела громче, сквозь щель в дверце протянулся луч, и огненные блики закопошились в ногах спящих.
— Ну, а… хорошо она командовала? — спросил после некоторого молчания капитан. И голос его был хриплый.
— Хорошо. Такого командира нам, я так мечтаю, пожалуй, и не попадется. Сперва, как пришла она к нам, все мы обижались, конечно. И так часть нестроевая, вроде стрелочников флажками машем, а тут еще баба в головах. Пришла она к нам маленькая, рукава у шинели подвернуты.
Смотрим, — нет ли косиц? Нет, косиц, видим, нету. Жили мы тогда всем отделением в сарае, спали вповалку — все равно, как сейчас. Велела она себе топчан в углу сколотить. Ну, легли. А у нас парень такой был, сейчас он в четырнадцатую дивизию ушел, вторым номером, так вот он, как у нас водилось, начал на ночь сказку сказывать. Ну, сказки, сами знаете, какие, все больше про поповских дочек да работников, скоромные сказки.