– Эта Таша твоя, – Анжела решила перейти с языка доводов на язык эмоций, – она ведь тоже работает как проклятая. Бабушка говорит, что она каждый день встает в четыре утра и ложится, только когда все дети улягутся, чтобы все по дому переделать.
– Но ты бы тоже так могла, мама! – запальчиво воскликнула Николь.
– Может, и могла бы, но ты бы согласилась жить в доме без туалета, не ездить на море и на лыжный курорт каждый год?
– А мне не нужно море и лыжи. – Николь вдруг вырвалась из объятий матери и, резко развернувшись, припустила по коридору.
– Николь, подожди! – окликнула ее Анжела, уже понимания, что дочь – единственная, кто не слушает ее приказов. Черная неблагодарность! Мать вытащила ее друга из детского дома, а дочь даже дослушать ее не хочет. Впрочем, рожать детей и рассчитывать на благодарность в будущем может лишь отпетый идиот-оптимист. Вздохнув, Анжела Петровна выпрямилась, отряхнула костюм и, тяжело ступая, направилась вслед за дочерью.
* * *
Татьяна ходила между рядами и диктовала:
– «Скоро осень. В еловом лесу весь день хлопочут проворные белки. Они прячут в свои кладовые маленькие грибочки, запасаются вкусными орешками…»
Они писали. Не поднимая голов и не издавая ни звука. Похоже, решили бойкотировать ее. С утра ужасно не хотелось идти в школу. Вчера вечером они долго говорили с мужем, она рассказала ему все до мельчайших подробностей, и Эдуард не понял ее поступка. Осуждать не стал, впрочем, он никогда ее не осуждал и всегда был на ее стороне, даже если весь мир был против. Но по тому, как он кивал головой, когда она рассказывала, поднимал бровь, потом попросил чаю и долго думал перед тем, как что-то ей сказать, она поняла: не одобряет.
Сразу же захотелось плакать. Она всегда стремилась к одобрению окружающих. Ну кроме того раза, когда вышла замуж за человека на тридцать пять лет старше. Возможно, она сделала это потому, что Эдуард ее всегда принимал и поддерживал, в отличие от родителей, выставивших из дома в восемнадцать лет и сообщивших, что они свою роль в ее жизни выполнили.
Утром она немного смалодушничала, даже набрала номер Елены Васильевны и хотела попросить ту заменить ее на уроке в Митином классе, но затем взяла себя в руки. Она ведь уверена, что все сделала правильно, а остальные пусть что хотят, то и думают. Нельзя всем нравиться, чай, не пряник. Она продолжила диктовать:
– «…носят мягкий мох в свое гнездо. Им совсем не страшны первые холода. Скоро их наряд станет мягким и пушистым».
Николь отсутствовала. Надо будет сегодня позвонить ее бабушке. Или лучше матери. Да, не будет лишним хорошо зарекомендовать себя перед Анжелой Петровной, кто знает, как жизнь повернется.