– Вначале ты утратишь работоспособность. Учитывая специфику твоей деятельности, произойдет это довольно скоро.
Анна сидела не шелохнувшись, спина как струна: тронь – и зазвенит.
– Дальше, – приказала она спокойным голосом.
– Затем последует невозможность самообслуживания и инвалидность.
– Как быстро?
– Как быстро – что?
– Как быстро я стану инвалидом?
– Послушай, вся болезнь протекает в пять этапов. – Константин Михайлович перешел из личной плоскости в профессиональную и сразу же почувствовал себя гораздо увереннее. – Первая стадия наиболее длительная и протекает она бессимптомно. Подозреваю, что ее ты уже миновала.
– А остальные четыре?
– Остальные набирают оборот и интенсивность, и последняя, пятая, увы, самая быстротечная.
– Как быстро я до нее докачусь?
Константин Михайлович всплеснул руками и откинулся на спинку старого, видавшего виды, но необыкновенно удобного кресла. Сложил руки на незаметно ставшем довольно объемным животе:
– Аня, тут все зависит от тебя и от твоей воли к жизни и здоровью. Если будешь соблюдать все рекомендации, двигаться…
– Костя, я же попросила, – холодно прервала его Анна и укоризненно посмотрела на бывшего любовника. Помимо воли Константин Михайлович отметил, что глаза у нее все такие же голубые.
– Лет десять-двенадцать максимум.
– Ясно, спасибо. – Она встала, взяла элегантную сумочку, лежавшую возле нее на стуле, и направилась к двери.
– Аня, нужно будет подготовить родных, – остановил он ее, когда она уже взялась за ручку двери.
– Зачем? – Анна повернулась к Константину, на лице выражение неподдельного удивления.
– Как – зачем? – смутился тот. – Это же им предстоит о тебе заботиться, в конце концов, они должны быть готовы. Не только материально, но и морально. Знаешь, это не просто для всей семьи.
– Костя. – Анна впервые за все время их разговора улыбнулась. – Костя, ты сейчас глупости говоришь. Мои родные не смогут обо мне заботиться, я это сделаю сама.
* * *
– Ты иди с детьми грибы собирать, надо будет на зиму насушить, – напутствовал Глафиру Григорий Антоныч, ставя в печь массивный горшок с кашей, щедро сдобренной куском сливочного масла.
Глафира с плохо скрываемой радостью смотрела на старика: тот с утра уже сходил в баню, тщательно расчесал седые волосы, которые она заставила его обстричь вместе с бородой и усами. Одет в молодежную клетчатую рубашку, которую она также заставила его принять в подарок.
После той полной откровений ночи у них со стариком началась дружба. Антоныч воспрянул духом и погрузился в заботы о неприкаянном семействе, а Глафира впитывала каждое его слово и пыталась начать новую жизнь в надежде на чудо.