Господин Ортего встал и подошел ко мне.
– Ваше время истекло, Камилла, – произнес он почти виновато, – Позвольте вашу работу.
Я вцепилась в лист обеими руками.
– Я не успела перевести, – призналась с отчаянием.
Кассиус приблизился и почти вырвал исписанный лист у меня из рук, пробежал глазами, затем вынул из кожаной папки на столе какой-то документ и сверил с моим текстом. На его лице проступило неприкрытое, безмерное удивление, которое сменилось облегчением. Волнуясь, он произнес:
– Неважно. Оставим перевод. Госпожа Камилла, вам придется немного подождать. Пикерн подаст вам чай и пирожные, чтобы вы не скучали.
Чай и пирожные! Да, да, да! Подайте мне чай и пирожные, а затем можете выгнать прочь, потому что я не прошла ваше испытание – иначе, почему бы Кассиусу так странно смотреть на мою писанину, как будто не веря своим глазам?
Я поднялась – слишком поспешно – голова закружилась. Я пошатнулась, но Кассиус подхватил меня под локоть, пристально посмотрел в глаза и что-то понял.
– Пикерн, пирожных не надо, замените их сухими галетами, пожалуйста. А чай заварите совсем слабый, – внезапно отдал он приказание, которое поразило меня до глубины души. А ведь господин Ортего показался мне таким внимательным и добрым, и вот, пожалуйста, – пожалел пирожных и чая!
Но Кассиус наклонился к моему уху и тихо произнес:
– Пирожные с жирными взбитыми сливками и крепкий чай не пойдут на пользу в вашем состоянии, Камилла. Когда вы ели в последний раз?
Я была так ошарашена, что ответила без запинки:
– Вчера вечером.
– А когда вы в последний раз ели нормально, досыта?
– Не помню. Неделю или две назад.
– Понятно. Ешьте осторожно. Не спешите. Устройтесь в кресле поудобнее, и подождите. Все будет хорошо. Доверьтесь мне.
С этими словами Кассиус отвел меня в приемную комнату, усадил в кресло за маленьким столиком в углу, затем вернулся в кабинет. Спустя минуту Пикерн принес серебряный поднос, на котором исходил паром небольшой чайник и стояла чашка с блюдцем из тонкого полупрозрачного фарфора. На белоснежной тарелке лежали три галеты приличных размеров. Я с трудом сдерживалась, чтобы не запихнуть их в рот все сразу, но, помня совет Кассиуса, отламывала крошечные кусочки и медленно рассасывала, а затем делала маленький глоток чая светло-янтарного цвета. Чай умопомрачительно пах травами, хрустящее тесто таяло во рту. Никогда в жизни не ела ничего вкуснее.
Из кабинета доносились голоса – сначала тихо, затем все громче и громче. Говорящие шумно препирались. Я услышала, как Кассиус с нажимом обратился к Оглетону: