В самом деле, она сама по себе, а он — сам по себе. Что на него нашло?
Весь следующий день он действительно был занят каждую минуту. Времени думать, вспоминать и анализировать, не было. Все правильно, две недели — и с глаз долой.
Уже вечером Тимур спохватился, что до сих пор не купил подарки. Грех не сделать это в Париже, тем более, Влада наверняка оценит какую-то старинную безделушку, а мелкой Онегиной подойдет брендовая распашонка. И еще подарки братьям, племянникам, Максу, который неизвестно, успеет ли приехать к новому году.
Когда телефон в кармане завибрировал, Тимур ожидал услышать кого угодно, но только не ее. Сначала даже трубку брать не хотел, но, когда представил, чего девчонке стоило набраться храбрости позвонить первой, ответил. Может быть, что-то случилось?
— Я хотела извиниться за вчерашние слова, — после короткого «привет», сбивчиво затараторила Морковка. — День был тяжелый, я не хотела грубить. Мне очень жаль.
Пожалуйста, извини. Никто никогда не предлагал мне помощь, ничего не прося взамен. Я не умею правильно благодарить. Не знаю… как.
На том конце связи послышался тяжелый вздох, шорох.
Тимур бросил взгляд на часы: у нее уже десять. Может быть, Тим уснул, и Морковка легла пораньше? Образ ее в той соблазнительной пижамке врезался в мозги и растекся по венам неудержимой потребностью быть сейчас рядом.
— Ерунда, маленькая. Я просто не подумал, что у тебя есть свой жизненный план, и въехал бульдозером на цветочную клумбу.
— Метафора, достойная заметки на полях.
Он не мог знать наверняка, но был уверен, что в эту минуту Ася улыбается.
— Ты правда не обижаешься? — недоверчиво переспросила она.
— Я не в том возрасте, чтобы обижаться на «нет» моим попыткам ухаживать.
— Что?! — Снова возня, громкая, с бессвязным бормотанием. — Ты же это не серьезно?
— Прости, не удержался. Ты так смешно смущаешься.
Она замолчала. Так резко, что Тимуру пришлось чуть ли не силой заставлять себя помалкивать и не давать подсказку.
— Не смейся надо мной, — наконец, сказала она.
— Кто сказал, что я смеюсь?
— Ты не можешь говорить такие вещи всерьез.
— Я много чего могу говорить всерьез, Морковка. Хочешь меня испытать?
Тимур остановился около яркой вывески какого-то огромного парфюмерного магазина.
— Не уверена, — почти шепотом ответила она.
— Режешь меня без ножа, маленькая. — Он нарочито громко издал стон разочарования.
Бесполезно ее спрашивать, какие духи она любит — все равно не скажет. А как угадать? Не приезжать же домой без подарка для Морковки. Подарок для Тима лежал в отдельном пакете: судя по всему, ребенок был того же возраста, что и Онегинская малявка — месяца три, плюс минус.