Тимур ослабил хватку на ее талии и потихоньку спустился ниже, к тем самым шортам, которые вкупе с его штанами храбро держали оборону.
— Мы не слишком спешим? — спросила Морковка, неосознанно поглаживая его по груди, рисуя указательными пальцами невидимые узоры на коже. И снова поерзала, стоило Тимуру пальцам прикоснуться к теплой обнаженной коже.
Он скрипнул зубами, пожелал себе еще хоть немного терпения. Если она еще немного так поерзает, дело кончится… в трусы, мать его.
— Я же тебя не держу, маленькая. Если считаешь, что торопимся — уходи.
Никогда еще говорить правильную хрень не было так тяжело. Наверное, потому, что до сегодняшнего дня ни одна девушка не воспользовалась предложением уйти. И это всегда было очевидно.
Морковка наклонилась ближе, с каким-то убийственно соблазнительным любопытством разглядывая его рот. Кончик ее языка торопливо пробежался по собственным губам, уже слегка припухшим от их поцелуев. Мало, слишком мало.
Он завел руку ей за спину, потянул на себя, практически вынуждая лечь. Так она хотя бы ерзать перестанет.
— Тебя когда-то целовали так, чтобы хотелось кончить?
— Что?
Вот это взгляд: брошенный в огонь янтарь!
— Ты слышала вопрос.
— Я не… ну… я не люблю целоваться.
— Уверена, маленькая? Точно? Проверим?
Кажется, степень ее смущения достигла пика, потому что Морковка не придумала ничего лучше, чем заткнуть ему рот поцелуем: торопливым, влажным, сладким, как грех. Черт! Он завелся до, мать его, верхнего предела. И даже сильнее.
Образы о том, чтобы оставить ее без одежды и любить всю ночь напролет убивали терпение, рвали «правильного парня» в клочья, грозя выпустить на свободу звериную потребность просто владеть этой женщиной.
Спокойно, Бес, спокойно.
Он протолкнул язык ей в рот, приглашая в игру. И вот они уже жадно, словно тонущие, обмениваются одним на двоих дыханием, стонут, посасывают губы друг друга, трутся языками, взрывая миллионы нервных окончаний на чувствительной коже. И ее пальцы у него в волосах царапают кожу головы почти с болезненной жесткостью.
Вот она, его девочка: нежная, чувствительная, маленькая кошка, умеющая мурлыкать и кусать одновременно.
Одно лишь движение бедер между ее разведенными ногами — и член болит, яйца словно в кулаке сжали. И ее собственное тело отзывается встречным толчком, рот наполняется приглашающим стоном.
Может быть, все случиться сегодня?
Может быть…
Она напряглась практически одновременно с тем звуком, который услышали они оба: детский плач.
Мгновение — и Морковка вскочила на ноги. Тимур сел, вцепился ладонями в обивку дивана.