На все уверения в гибели транспорта муж ее только отмахивался, как если бы ему сообщали о чем-то несущественном, и со всей страстью, на какую он был способен, искал виноватых, а также способы вернуть пропавший корабль. «Иртыш» едва сам не отправился на поиски к устью Амура, и лишь вовремя приведенный Корсаковым довод о плоском днище «Байкала», специально построенного для похода в те места, удержал Муравьева от возможной потери второго транспорта на амурских мелях. Удовольствовавшись посылкой к Сахалину бывшего прапорщика Орлова на двух байдарках, генерал-губернатор со всем жаром перешел к вопросу о виновных.
В его глазах ими были все. Партия Нессельроде, англичане, китайцы, гиляки, сотрудники Российско-Американской компании и даже чуть ли не киты в море — все они как-то договорились и вступили в заговор с одной-единственной целью: насолить лично ему, генералу Муравьеву, уничтожив средства к продолжению главного предприятия его жизни.
— Все пропало! — драматически повторял он, расхаживая босиком в тесном дворике предоставленного ему дома. — Что я скажу Меншикову? Что я скажу Государю?
Наблюдавшая за ним из окна Катрин делала знак денщику, а потом смотрела, как тот с сапогами в руках осторожно вышагивает за генералом и все никак не уговорит его обуться.
Утром 3 сентября посыльный из гавани сообщил, что на горизонте появился парус. Муравьев на полуслове прервал огненную тираду о врагах и злокозненности Завойко, притих, словно боялся спугнуть известие, и опустился на табурет.
— Миша, сходи-ка ты к морю, — обратился он к своему офицеру по особым поручениям. — А то я робею.
Через десять минут запыхавшийся от быстрой ходьбы Корсаков явился с докладом.
— Так и есть, Николай Николаевич! Парус на горизонте. И приближается.
— А что за парус?
— Ну… Парус как парус… Белый.
— Экий ты, Миша, неловкий! Не жалеешь меня совсем. Сбегай узнай, каково парусное вооружение.
Спустя еще четверть часа штабс-капитан снова вбежал в домик. Лишние пять минут у него ушли, очевидно, на выяснение парусных обстоятельств у местных знатоков.
— Бригантина! — с порога закричал он. — Две мачты, и паруса как на бригантине. Спереди прямые, на задней мачте — косые.
Муравьев, до сих пор так и не сходивший со своего табурета, поджал ноги и, как ребенок, поставил их на перекладинку.
— А что, Миша? Видно ли там, какой на корабле флаг?
— Никак нет, ваше превосходительство! Без флага идут.
— Ну, так пойди посмотри, не поднимут ли. В порт им без флага никак нельзя.
Оставшись один, Муравьев посмотрел на приоткрытую дверь, ведущую в соседнюю комнату. Он знал, что за нею стоит его крайне взволнованная жена и что она не решается войти к нему, зная важность момента, однако он не позвал ее, а только поерзал на табурете, который сейчас был для него единственной опорой во всем зыбком и постоянно меняющемся мире.