В подтверждение его слов с батарейной палубы гулко ударило орудие. Настил под ногами вздрогнул.
— Ну? Слышите? А я вам что говорил? — Он с отвращением уловил в собственном голосе заискивающие нотки.
— Послушайте, господин лейтенант, — заговорил неприязненным тоном его собеседник. — Ведь я понимаю, для чего, собственно, вы это делаете.
— Что делаю? — ненавидя уже себя, переспросил Невельской.
— Да вот это… — Семенов неопределенно махнул руками, обведя все вокруг, словно отмахивался от назойливой мухи, или как будто обстоятельства, задерживающие корабль в проливе, были созданы именно Невельским. — Вы ведь нарочно хотите быть мне полезным. Занимаетесь моим просвещением. Не останови я вас — так вы, пожалуй, станете объяснять про «морские ноги» и про то, как их поскорей обрести.
— Я…
— Нет уж, позвольте мне досказать. — Господин Семенов прищурился и склонил голову набок. — Чтобы не осталось между нами неясного. И чтобы вы напрасно не утруждали себя. Если ночью звучит команда «Поставить брамсели»[43] — это значит, что можно спокойно спать. Когда в помощь прямым брамселям ставят лиселя[44] — это означает, что ветер попутный и ход у корабля будет легкий. Когда же кричат «Брать рифы[45]» — лучше спать не ложиться. Все равно не уснешь.
Говоря все это, господин Семенов уверенно и энергично указывал на те самые паруса, которые упоминал, в завершение своей тирады ткнув пальцем в сторону голландского судна.
— А вот сейчас будет сразу два выстрела. Рулевой на купце так и не проснулся.
Линейный корабль вздрогнул от сдвоенного пушечного залпа, и Невельской растерянно посмотрел в сторону подходящего все ближе голландца. Впрочем, озадачен он был вовсе не этой, в общем-то, привычной морской коллизией. Поражен он был поведением господина Семенова.
— Признайтесь, что просто хотите завоевать мое расположение, — продолжал тот насмешливым тоном. — Вас интересуют причины, которые привели меня на борт «Ингерманланда», и потому вы хотите, чтобы мы стали накоротке. Но этого не будет, господин лейтенант, позвольте вас уверить. Во всяком случае, не теперь. Скажите лучше: била вас матушка в детстве или нет?
Невельскому показалось, что он ослышался, но его собеседник сделал правой рукой такое движение, словно хотел высечь кого-то.
— Сама вас наказывала? Или кому-то из дворовых велела сечь?
Если бы господин Семенов в эту секунду мог заглянуть в душу безмолвно стоявшего перед ним офицера или увидеть физическое воплощение того, что ему удалось в нем пробудить, он, скорее всего, очень бы удивился. Однако за неимением такой возможности ему было невдомек, что за чудовище он вызвал к жизни, и потому он не только не окаменел от удивления, но, напротив, очень живо продолжал говорить: