— Считаю. Но лимоны, как спасение от нее, могут быть просто бредом сумасшедшего английского доктора.
— Он был шотландцем.
— Прекрасно.
Невельской коснулся козырька своей фуражки, глядя на крест, а затем повернулся и пошел прочь. Гравий под его сапогами скрипел так, словно он специально добивался этого звука.
— Кстати, насчет безумия, — заторопился его спутник, устремляясь за ним. — В этом госпитале имеется приют для умалишенных моряков.
— Вы часом не меня туда решили определить?
Господин Семенов рассмеялся.
— Нет-нет, ни в коем случае! Касательно вас абсолютно другие планы.
— Да? — Невельской остановился посреди неширокой аллеи, перекрыв собеседнику всякую возможность обойти его и ускользнуть от ответа. — Какие же?
Господин Семенов, явно не ожидавший подобной прямолинейности, болезненно сморщился, словно наступил на что-то пренеприятное и скользкое. Все его поведение, более того — весь его образ жизни предполагали замысловатое кружение, витиеватые танцевальные па в направлении той цели, которую он себе наметил, и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах к этой цели он не двигался прямиком. Его способ достижения поставленной задачи напоминал тактику хитрого кота, который не то что старается не смотреть на возможную и уже намеченную добычу а на самом деле не смотрит на нее, не выпуская при этом ни на секунду из поля своего внимания и умудряясь наблюдать за нею затылком, спиной и даже хвостом, а жертва, усыпленная этим его равнодушием, понятия не имеет, что она не только обречена, но уже схвачена, съедена и по большому счету переварена в питательную и полезную для организма господина Семенова субстанцию.
Поэтому внезапный вопрос Невельского поставил записного хитреца в тупик. Он оскорбил его грубой необходимостью назвать вещи своими именами, отказавшись от масок, уловок и обманных движений.
— Я вам скажу, какие планы строятся на ваш счет, — после долгой паузы произнес он. — Однако не прежде, чем вы объясните мне, по какой причине вице-адмиралу не было доложено о нападении на великого князя в Лиссабоне.
Теперь уже Невельскому пришлось проявлять чудеса самообладания, дабы не показать, насколько он захвачен врасплох. Помогла ему в этом, как ни странно, сама постановка вопроса. Господина Семенова, судя по сформулированной им претензии, ничуть не беспокоил сам факт угрозы, которой подвергся сын императора. Не волновали его и связанные с устранением этой угрозы действия Невельского, определенно выходящие за границы как необходимости, так и законности. Единственное, что он счел важным во всей этой ситуации, — молчание Невельского после. Этому факту господин Семенов по какой-то причине придавал наибольшее значение.