Утром я был в унынии. Пробовал смотреть ночью новые сериалы, но даже они не могли отвлечь меня, реальность слишком угнетала. Трудно было не думать о том, что всё пойдёт не так, и все погибнут, а меня разнесут взрывом на куски или запихнут в меня другой ограничительный модуль.
Когда я проводил предполётный осмотр, ко мне подошёл Гурасин и сказал:
— Я лечу с тобой.
Ага, как раз этого мне сейчас и не хватало. Я закончил диагностику энергетических ячеек.
— Я думал, ты был доволен.
У него ушла минута, чтобы понять, о чём я.
— Да, так я сказал вчера вечером.
— Я запоминаю каждое сказанное мне слово. — Это ложь. На кой мне это надо? Большей частью я стираю всё из постоянной памяти.
Он не ответил. Через канал Менса сказала, что можно не брать его, если я не хочу или считаю, что это поставит под угрозу безопасность команды. Я понимал, что Гурасин снова испытывает меня, но, если что-то пойдёт не так и его убьют, переживать за него, как за кого-то из остальных я не стану. Мне не хотелось чтобы Менса, Рэтси и Пинь-Ли летели со мной — рисковать ими я не хотел. А учитывая дальность полёта, у Рэтси может возникнуть соблазн поговорить со мной о моих чувствах.
Я сказал Менсе, что всё в порядке, и мы готовы взлетать.
• • •
Я потратил много времени на то, чтобы сделать большой крюк на запад, зато если бы «Бригада Зла» засекла нас, то вычислить по нашему курсу место стоянки оставшихся в лагере людей они бы не смогли. К тому времени, когда я вышел на позицию вблизи станции, дневной свет начал угасать. А когда мы прибыли в назначенную точку, окончательно стемнело.
Прошлой ночью людям не удалось нормально выспаться из-за скученности и угрозы близкой смерти. Менса, Рэтси и Пинь-Ли слишком устали, чтобы вести разговоры, и улеглись спать. Гурасин сидел в кресле второго пилота и за всё время полёта не произнёс ни слова.
Мы летели в режиме маскировки, без огней, без связи. Я был подключён к внутреннему, сильно ограниченному каналу малого прыгуна, и мог вести осторожное сканирование. Гурасин знал об этом через свой имплант — я чувствовал его присутствие — но каналом он не пользовался, разве что иногда сверял курс.
Когда же он произнёс:
— Я хотел бы спросить, — я аж вздрогнул. Тишина успела убаюкать меня ложным ощущением безопасности.
Оборачиваться к нему я не стал, через канал и я так знал, что он смотрит на меня. Опускать шлем я тоже не стал, не хотелось прятаться от него. Мгновение спустя до меня дошло, что он ждёт моего разрешения. Что-то до странности новое. Был большой соблазн проигнорировать его, но мне было интересно, какую проверку он задумал для меня на сей раз. Ведь он не хотел, чтобы остальные слышали нас? Я разрешил: