— Ты нарочно?
Хэ Тянь смотрит. Потом на секунду прикрывает глаза, садится ровнее. Подаётся вперёд.
Говорит:
— Нет.
— Уверен?
— Уверен. Я просто принёс поесть.
— Я, блядь, работаю в кафе. Тут все едят. Не наталкивает на мысль?
Хэ Тянь молча рассматривает его лицо. Неожиданно между его бровей появляется морщина. Напряжённая и непривычная.
— Я иногда вообще тебя не понимаю, — серьёзно говорит он.
— Что непонятного? Оставь меня в покое, всё сразу станет понятней, отвечаю.
Морщина никуда не девается. Рыжий тоже хмурится, отворачивается. Протягивает руку и ворошит пакет. Внутри два сэндвича. Он достаёт один, молча откусывает кусок. Свежий. Хлеб ещё тёплый. Кетчуп внутри — тоже. Он отворачивает башку и жуёт, глядя на мигающую красную лампочку у двери. Хэ Тянь смотрит, как работают его челюсти, выражение какое-то странное. Рыжий бы подъебал, но у него полный рот. Вкусно.
Он реально проголодался.
Он больно глотает и говорит:
— Ешь, чё сидишь? Посидеть пришёл?
— Это тебе, оба. — Что-то в парке отбивает солнце, и зайчик пару секунд скачет по лицу Хэ Тяня. Он щурится. — Я дома поел.
Рыжий шумно выдыхает через нос.
Ерошит свободной рукой отросшие на макушке волосы. Отворачивается совсем, смотрит на бетонную стену. Появляется абсурдное желание встать и побиться об неё головой — кажется, что жизнь сразу станет чутка попроще. Как у Трипа.
От мысли об этом внутри снова жмёт льдом.
— Он не из этих, — говорит Рыжий резко.
— Кто не из кого?
— Трип.
— Кто?
Рыжий бычит. Смотрит исподлобья, как будто Хэ Тянь издевается. Потом вспоминает — реально, он же их не представил. Он дожёвывает последний кусок, привычно сминает в кулаке бумажку. Глотает. Говорит:
— Тот перец, которому ты подмигнул. Он не из этих. Не из твоих… Не из твоего братства, дошло? У него есть девчонка.
Хэ Тянь молча смотрит на Рыжего и словно пытается в уме решить уравнение со звёздочкой. Из тех, что в учебниках помечают, как особенно сложные.
А Рыжего уже несёт:
— Я, конечно, понимаю, что ты привык, что тебе все дают, на кого ты пальцем ни покажешь, но Трип, я тебе уже сказал, ваще не в твоей теме. Так что свои… — он сминает снежок бумажки сильнее, царапает им ладонь. — Подмигивания эти, короче. Завязывай, блядь. Аж тошно.
Хэ Тянь молча сидит и смотрит. Он теперь всё чаще просто молча смотрит на Рыжего, как будто у него время от времени слова заканчиваются.
Рыжий голову не поднимает, он чувствует себя идиотом: у него саднит прямо в горле, в лёгких, под пуговицами канареечной рабочей футболки. И отчего? Оттого, что мажорчик вдруг решил засмотреться на Трипа, а у Трипа вдруг оказались бабские ресницы и вполне себе симпатичная рожа. И хуже этого может быть… наверное, ничего не может быть.