— Хотел попросить её подшить рукава. Ты говорил, что она умеет шить. — Хэ Тянь покачивает согнутым локтем — пиджак покачивается вместе с ним.
Рыжий отрывает взгляд от белых пуговиц. К глазам. В них что-то неожиданно тёплое, почти интимное и слегка застывшее. Что-то, что могло бы предназначаться другому человеку, никак не ему, не Рыжему.
Становится страшно.
— Она на работе.
Хэ Тянь легко кивает. Говорит:
— Жаль.
И, кажется, ему совсем не жаль. Он надолго задерживает взгляд на лице Рыжего, тот чувствует, как щёки начинают противно гореть. Это бесит. Он слабо огрызается:
— Если думаешь, что будешь указывать, как мне жить, сразу иди на хер, понял?
Прежде чем голос успевает набрать силу, Хэ Тянь перебивает его:
— Мне нужно уехать.
Рыжий затыкается.
Резко смотрит прямо в глаза, в упор. Хэ Тянь спокойно смотрит в ответ.
— Только поэтому, — говорит, — я попросил тебя сегодня пораньше вернуться домой. Меня такси ждёт на перекрёстке. Самолёт через пятьдесят минут.
На языке рождаются дурацкие, дебильные вопросы, которые Рыжий тут же глотает, моментально, пока они не сорвались, не соскочили с губ. Что? Куда? Для чего? В голове такая пустота, что на секунду кажется, будто он оглох.
Пауза затягивается.
За спиной Хэ Тяня шумит: громкий, осенний дождь. Отбивается от гравийной дорожки. Остро пахнет мокрой пылью и мокрой травой. Чаем и чем-то, отдающим глянцевыми журналами и блестящим стеклом.
Они оба выхвачены из темноты светом прихожей, как на долбаной сцене, как будто сейчас грянет музыка и поскачут актёры, завоет оркестр, всё это окажется какой-то абсурдной постановкой, но вот актёры не выскакивают. Здесь только дождь и темнота.
Взгляд въедается в лицо Хэ Тяня, и Рыжий в очередной раз задаётся вопросом: что с ним происходит, когда этот ублюдок оказывается настолько близко? У него словно башка коротит. Словно замыкание ебашит в спинном мозгу, он начинает сплёвывать эмоциями, всеми подряд, которые только попадаются под руку: недоверие, смущение, злость… страх.
Рыжий понимает, что потерял контроль над выражением лица. Торопливо опускает голову, хмурится. Ему нужна всего секунда, чтобы снова взять себя в руки.
— Ну так вали, — говорит, и, к собственному ужасу, слышит сипоту в голосе. Раздражённо прочищает горло и выпаливает резко: — Я при чём тут?!
— Не хотел уезжать не попрощавшись, — отвечает Хэ Тянь.
Рыжий сглатывает. Неожиданно понимает, что не знает, что ему сказать. Его трогать не должно, куда собрался мажорчик, с кем и надолго ли, но, сука, его трогает. Трогает.
Нельзя просто вот так появиться, блядь, в ночи, наряженным в сраный костюм, вывалить: я уезжаю, удачи, — и съебать. Так нельзя. Так не по-человечески, так неправильно. Нельзя жужжать над ухом, как ебучая муха, на протяжении полугода, а потом просто исчезнуть, и ждать, что всё будет заебись.