Который неожиданно говорит:
— Сделаешь для меня кое-что?
— Что ещё тебе надо?
— Приготовь нам ужин.
Рыжий недоуменно уставляется в ответ.
— Ты примерно представляешь, сколько щас времени?
Хэ Тянь жмёт плечами, разводит руками. Говорит:
— Просто… салат.
— Салат?
— У меня есть продукты. Я даже заплачу тебе за работу.
— Я тебя щас звездану. Забесплатно притом.
Хэ Тянь медленно улыбается, не отводя взгляд. В углах его глаз появляются тонкие морщины. Это странно, учитывая, сколько ему лет. Потому что, улыбаясь, из-за этих морщин он кажется старше. Рыжий отстранённо скользит по ним взглядом. По ним, по ямочке на щеке. Он уже растерял все свои давно отработанные реакции на мажорчика. Теперь остаётся просто смотреть. И получается неожиданно-серьёзно, когда он спрашивает:
— Где помада?
Хэ Тянь приподнимает брови.
— А?
Рыжий кивает на его губы. Поднимается к глазам и повторяет:
— Где помада. Запах бабы есть, а помады нет.
Хэ Тянь не ожидал — по всему видно. Удивлённо смотрит, изучает. Его взгляд недоверчиво вглядывается в глаза, пытается сковырнуть корку, заглянуть под кожу. А Рыжий чувствует растущее в грудной клетке напряжение. Необъяснимое. Хочется пихнуть его в плечо и сказать: отвечай, давай.
Ответь, сука, на мой вопрос.
Почему-то сейчас, когда вопрос уже прозвучал, становится очень важно услышать ответ. Но слышно только дебильную музыку. А потом двери с тихим звоном раздвигаются.
Они ещё какое-то время смотрят друг на друга. Рыжий коротко сжимает челюсти. Говорит:
— Ясно.
И выходит первым.
Он сверлит прямым взглядом здоровенную вазу, расположенную в самом конце этого бесконечного коридора. Ему кажется, что если он от неё отвернётся, то обернётся и действительно съездит Хэ Тяню по роже. Злость на него такая же неожиданная и необоснованная, как спокойствие, в котором они только что ехали в автобусе. В башке ни одной мысли: только тупое гудение и образы.
Образ Хэ Тяня, прижимающего девку (без лица и без имени) к стене. Она впивается пальцами в его плечи, зарывается в волосы. Травит запахом своих духов, пропитывает, как едкий порошок пропитал обои в подсобке Клетки. Выдыхает ему в рот.
Он закидывает её ноги себе на талию, как в плохой порнухе.
Она стаскивает с себя одежду.
Блядища.
Звук открываемой двери доносится, будто сквозь вату. Сквозь грязный и плотный туман. Сквозь судорожные удары сердца в башке.
Рука цепляет его за локоть:
— Гуань…
Рыжий не оборачивается даже — врезается руками в его плечи. Отпихивает. Бешено рычит, еле-еле разжимая сомкнутые зубы:
— Что я говорил тебе, блядь, о «Гуане».