Пионер, 1954 № 10 (Журнал «Пионер») - страница 13
При этих словах, сказанных громко и открыто, у Настасьина кусок застрял в горле. От горькой обиды за князя слёзы навернулись на глаза. Гринька с жалобным ожиданием глянул на Гаврилу Олексича: чего же он-то на них не прикрикнет, не устыдит их, не заступится за Александра Ярославича?!
Олексич сидел неподвижно. Он, правда, нахмурился, однако в разговор не вмешался.
За князя Александра заступился один старый воин богатырского вида с большой седой бородой, распахнутой на оба плеча.
- Полноте вам, ребята! - укоризненно и вразумляюще произнёс он. - Вы батые-ва приходу не помните: маленьки в ту пору были. А я воевал с ним!… Так я вам вот что скажу. Александр Ярославич мудро строит: с татарами - мир! Крови хрестьянской жалеет!… Куда же нам сейчас с этакой силой схватиться, что вы!… Когда бы одни татары, а то ведь они сорок племён, сорок народов с собой привели! Помню, где хан Батый прошёл со своими ордами конными, там и лесочков зелёных не стало: всё, как есть, татарские кони сожрали. Где, бывало, берёзовый лесок стоял-красовался, там после орды словно бы голые прутья из веника торчат понатыканы!… На одного на нашего десять татари-нов наваливалось!… Да что говорить: ужели воитель такой победоносный - Александр наш Ярославич - да не знает, когда нам подняться на татар? Знает! Погодите, придёт наш час: ударим мы на Орду…
Молодые воины горьким смехом ответили на эти вразумляющие слова.
- Дождёмся, когда наши косточки в могиле истлеют!… - сказал один.
- Дань в Орду возить - оно куда спокойнее!…
- Дорогу туда князь затвердил: ему виднее! - выкрикнул третий.
И тогда, как стрела, прыгнувшая с тугой тетивы, вскочил Гринька. Он швырнул наземь кусок жаркого и лепёшку, данную ему Олексичем. Голос мальчика зазвенел.
- Стыдно вам! - гневно выкрикнул он сквозь слёзы. - Да разве мало Александр Ярославич поту кровавого утёр за землю русскую?! Эх, вы!
Голос ему перехватило. Он махнул рукой и кинулся прочь от костра - в глухую тьму бора…
Кумыс - издревле священный напиток татар-монголов. По закону Чингисхана, тот, кто пролил кумыс на землю, подлежал смертной казни.
- Повтори, повтори, собака, если не отсохнул твой мерзкий язык! - неистово кричал Чаган, пиная в голову упавшего перед ним ничком купца-мостовщика Черновая! - Что сделали эти русские с кумысом?!
Но где ж тому было повторить! Предатель-купчина и так трясся в холодном поту, простёршись у ног Чагана.
А известие, с которым тайно пробрался Акиндин в ставку хана-царевича, было и впрямь страшным для любого татарина: тот самый кумыс, который, следуя своему обещанию, Чаган целыми ундырями посылал во дворец великого князя владимирского для княгини Дубравки, Андрей Ярославич приказывал выливать в помойку. Этот безумец ещё и похвалялся, что даже щенков своих он не хочет поганить татарским кобыльим молоком!…