Никита Акинфиевич глубоко вздохнул и поманил приказчика.
— Несите к дому, — упавшим голосом сказал он.
На душу Демидова легла тихая грусть, он присмирел и дорогой не проронил ни слова…
Несмотря на томление, которое охватило хозяина при воспоминании о прошлом, он быстро справился с тоской.
— Хватит! — словно ножом отрезал он минувшее. — Снявши голову, по волосам не плачут! Не вернуть лихую младость. Все проходит, но и осень бывает мила сердцу!
Успокаивая себя, он потребовал из конторы книги и вновь с жаром принялся за хозяйственные дела. Он вызывал к себе в кабинет приказчиков, писцов из конторы, подолгу выслушивал доменщиков, литейщиков, рудокопов, давая дельные указания. Долгие часы Демидов высиживал за столом и проверял книги, стараясь наверстать упущенное за время болезни. В хлопотах и за делами Никита Акинфиевич стремился забыть неумолимую старость. Однако и среди бесконечных дел он не забывал о наследнике. Часто и подолгу отец заглядывался на своего единственного сына. Николенька был румяный, большеглазый и всегда озорной.
«Ничего, уйдет это! — успокаивал себя Никита. — Кончится ребячья пора, другим станет. За дело время, за работу!»
Однажды по приказу хозяина Селезень привел в дом сивобородого мастерка.
— Вот, хозяин, этот и есть самый лучший у нас! — показывая на него, сказал приказчик.
Старик был широк в плечах, сухопар, строгие серые глаза не опустились перед Демидовым.
— Как звать тебя? — любопытствуя, спросил Никита Акинфиевич.
— Крещеное имя — Ерофей, а по батюшке Иванов, а народ запросто кличет Уралкой. Родился я тут, изроблюсь и кости сложу на этой земле!
— Сколько же тебе годков? — поинтересовался Демидов.
— Семь десятков исполнилось, — твердо ответил мастерко. — Еще при отце твоем, Акинфии Никитиче, робил я здесь…
Работный стоял прямо, старость не смогла еще согнуть его плечи. Зубы у него сохранились, были крепкими и белыми. Никита позавидовал старику.
— А помирать когда думаешь? — с подковыркой спросил он старика.
— Вот брякнет сотня годочков, тогда и на погост! — отозвался старик и вызывающе посмотрел на Демидова.
— Выходит, не торопишься на тот свет? — улыбнулся, хозяин.
— Торопиться не к чему, пекло с чертями не уйдет от меня, да и тут похоже на это! — дерзко сказал он.
Демидов помрачнел, отвернулся и сказал Селезню:
— Зови Николеньку! А ты, неукротимый, — обратился он к работному, — держи язык за зубами. Учить нашего наследника поручаю!
— Уволь, хозяин! Несвычны мы с таким делом, — запросил мастерко. — За работой тяжко, а коли тяжко, всегда любое слово сорвется!