„Прискребусь-ка я к Иринке, если она не занята“, — с удовольствием сказала Лена, чтобы перебить желание сболтнуть на волне вечерних откровений еще и про себя. Владимир оживился очередным развлечением.
Ира охотно ответила, что рада за Аню, это наверняка было непросто, ее-то родители до сих пор думают, что она придуривается, чтобы от мужика к мужику скакать и ничем себя не связывать. „Сами-то как?“ — спросила Ира. „Могла бы все же нам и сообщить“, — ответила Лена. „Если честно, то я и сама не лучше своих родителей, — отвечала Ира. — Я в свою очередь тоже думала, что Аня фигней страдает. Это все же не так работает, что я так и стремлюсь новых адептов в свой лагерь затащить. Я больше Верочке бы поверила, если бы она мне такое поведала, и то — пятьдесят на пятьдесят. Я ведь тоже человек советской формации, как ни крути, меня тоже такие вещи в тупик ставят, не так сильно, как если бы я была такой на всю голову религиозной, но все же. Если бы мне сын что-то такое сказал, я бы подумала, что он мне назло так делает, тем более причин масса“.
„Про сына ты как-то ни разу не упоминала“, — заметила Лена.
„И поэтому ты, когда это прочитала, в стенку смотрела пустыми глазами“, — угадала Ирина.
„Да“, — призналась Лена.
„Вот, когда мне Анютка написала, я тоже вот так вот в стенку уткнулась и смотрела, не зная, что делать. А вообще, сына я упоминала, Михель же, ему уже двадцать с лишним, поэтому, может, и подумали, что это дружок какой-то. Немецкий Михель, только без колпака. А я думала, так поймете. Там просто все сложно и с отцом его, и с ним, и с родителями его отца, всякие сцены происходили, с криками „такая-сякая“, только на немецком“.
„Вот как раз об этом хотела спросить, как ей можно помочь, и можно ли, совет какой-нибудь дать, как не обидеть ненароком?“
„О, господи! Лена! — только и ответила Ирина и долго собиралась с мыслями. — Мы женщины же. Сама объяснишь, все так же и работает, как в любых отношениях. Что ты — не поймешь, хорошая у нее подружка или свинья какая? Чему тут удивляться-то? У нас еще во дворе две женщины пацана растили, он их обеих мамами называл, ничего, никто не развалился от этого. У нас даже проще, особенно если Россию брать. Это мужчина, если к тридцати одинокий — это прямо приговор, соседи начинают коситься — а вдруг с ним что не так? А что это вы один? Вот уж где, наверно, ад. Все совершенно у взрослых людей одинаково, и ошибки эти — такие же. Один знакомый у меня тоже караулил свою возлюбленную, ночами под балконом с цветами стоял, всякие еще штуки выделывал, чтобы ей понравиться, а бесполезно, потому что ее мужчины, как оказалось, не интересовали. Все относительно очень, и везде можно подорваться, на каждом шагу, это взрослая жизнь, тут, помимо таких ошибок, есть еще уйма способов ошибиться. Так же можно и на алкоголика нарваться, и на того, кто кулаками будет махать“.