Добираясь до чистых страниц, Лена невольно выхватила взглядом пару записей: «производственная космоопера», «оператор гомункула», «пенсионерка-попаданец», но тут же забыла про них. Как только она вписала в блокнот две строки:
Причем во всем сразу нет какого-то огонька,
Чтобы, знаешь, слегка сверкал, как сварка издалека —
речь, как длинный товарняк, заслонила от нее шум улицы и блеск трамвайных стекол, сидящего рядом мужчину, возможность того, что рядом будут проходить патрульные милиционеры и обратят внимание на строчащую в блокнотике Лену, заинтересуются: чем это она тут занята, все то, что может произойти потом — то, что даже страшно представить. Текст обрушился на нее, воткнул Лену в середину ночи, а рядом были только: блеск стекла, освещенного светом ночника в купе, слабое отражение в окне ситцевой шторки, подвешенной на шнурке, подстаканник с надписью «Ленинград», в котором действительно находился стакан из тонкого стекла с тонким ободком почти возле самого верха — красным днем и кажущимся совершенно черным ночью. Именно такая кухня была у родителей Владимира, так что если садился возле окна, то почему-то казалось, что ты в поезде: такая высота была у их кухонного окна, такой двор, чем-то похожий на полустанок, поэтому поздно вечером, казалось, что вот-вот заговорит неразборчивый громкоговоритель, затем прокатится по дому лязг тронутых с места, один за другим, вагонов, и двор за окном придет в движение. Закончила Лена сама не помнила как, но суть сводилась к тому, что крапива возле края перрона не похожа одна на другую, а эта та самая крапива и есть, просто она успевает перебежать от полустанка к полустанку, пока пассажир едет.
Справившись с головокружением, Лена заложила страницу со стишком ручкой и передала блокнот новому знакомому. Он прочитал, его заметно качнуло, он не с первого раза спрятал блокнот в карман, ручка выпала и покатилась по асфальту, но он не стал ее подбирать. «Да бог с ней, оставь себе», — сказал он Лене и показал свои дикие от прихода глаза. «Да! Очки, очки…», — сказал он торопливо и тут же вынул из другого кармана пиджака очки с темными стеклами. Оказалось, что он не выпускал пивной банки из левой своей руки, и когда пришел в себя — посидел, откинувшись на спинку скамейки, предложил Лене отхлебнуть, а именно: чуть приподняв банку и посмотрев на Лену, слегка потряс пивом, будто в шейкере его размешивал. «Под алкашку еще мощнее идет», — пояснил он.
«Деньги», — напомнила Лена.
Кошачья улыбка освещала лицо незнакомца, но ее можно было толковать двояко: и как предвестник оплаты за приход, и улыбка от удачно проведенного кидалова. Лена тоже улыбнулась. В случае чего, она теряла не так уж много, любитель же стишков мог остаться без новой дозы. «А мы с тобой еще увидимся? — спросил мужчина. — Просто я продам и притащу больше за этот. Пока больше пяти рублей дать не могу». Он вложил в ее руку пятитысячную купюру. Это было не много, но лучше, чем ничего.