Перед Лидией Алексеевной и Петровым уже лежала гора корок, а Лидия Алексеевна все чистила апельсины.
- Пока все не стрескаем, не уйду. Александр Иванович, я прочитала вашу тысячу страниц. Не отрываясь, как детектив. Мне Костя дал... И вообще, Александр Иванович, после такой витаминной еды хорошо мечтать о несбыточном.
- Петров, ты долго будешь сидеть в духоте? Пойдем гулять. - В дверях стояла Зина в белом пушистом пальто.
Петров вскочил.
Лидия Алексеевна глянула на него и усмехнулась.
- Мне тоже пора. Петров, только не говорите, что это ваша любовница. - Лидия Алексеевна встала. - Да, забыла сказать - Костик Пучков вчера околачивался весь день у дверей директорского кабинета. Бледный и очень решительный.
Гардеробщица, и не первая, и не вторая, - третья, была морской волк: рукава засучены, грудь нараспашку, тельник.
- И чего люди кутаются? - Она отдувалась. - И чего кутаются? Бегать нужно и плавать. Как выйдешь отсюдова, так беги и не оглядывайся, сказала она Петрову. - Рысью. Галопом.
Пошли к автобусной остановке.
- Только не говорите, что Александр Иванович - ваш родственник, сказала Лидия Алексеевна Зине.
- Он мне друг.
- Ну что ж, поздравляю, - это что-то новое. Александр Иванович, я вас еще навещу. - Лидия Алексеевна втиснулась в автобус и помахала им оттуда рукой.
- Хорошая старуха, - сказала Зина. - Такую надо иметь в подругах.
Они шли в глубь острова.
Снег растаял. Мокрая трава была зелена. Листья на тополях были зелеными, с подпалинами и пятнами. И на березах кое-где сохранилась листва, обвисающая и вертящаяся на осиннике.
- Ты что головой крутишь? - спросил Петров.
- Красиво. Дорожки, тропки - куда-то ведут. Может быть, там радостно. Петров, почему ты мне не звонил? Я знаю: ты не сообразил узнать в справочном, не изменился ли у меня номер телефона. Ты недогадливый. Ты обидчивый. Ты тоже урод. А я ездила к отцу. Скучно там, в провинциальном краеведческом музее. Но я отсидела отпуск - отец совсем старый. Меня любит, но презирает. Как мальчишка.
- Где ты с Казанкиным встретилась?
- В ванной. Я как раз была вся намыленная. Ужас - такой он красивый. И говорит так культурно: "Дама, вы коньяк принимаете?" Боже мой, куда все хорошее утекает, где это светлое море?
Петров закашлялся.
Потом они стояли на площади у Каменноостровского театра, который почему-то назывался телевизионным. Петров голым ухом слышал, как он скрипит весь: половицы, стены, балки, стропила - все деревянное, все усохшее. "Чего они там записывают? - подумал он. - Одни скрипы".
- А этот кто? Пуук в пижаме.