Ему даже интересно стало следить за сменой звуков: то воробышек, то иволга, то танцующая ворона. Он стал как бы мальчиком, голодным и независимым.
Петров сидел в кухне, пил кофе и размышлял над ксерокопией из книжки Смирнова "Мир растений", о празднике цветения стробилянта сонгойи.
"Сонгойя ростом с человека. Ее соседи по лесу цветут каждый год. Сонгойя выжидает свой урочный час. И вот свершилось: лес ломится от цветов, полных нектара.
Старые люди в племени знают, что в следующий раз сонгойя зацветет только через девять-десять лет. Те, кто не рассчитывает дожить до следующего праздника, надевают лучшие одежды и пускаются в пляс. Пляшут долго. До изнеможения. Иные не выдерживают. Падают бездыханными. Умереть в танце во время цветения сонгойи - удача, почет для клана и всего племени".
Петров отхлебывал крепкий кофе и представлял себе старых кенийцев в полосатых рубахах до пят, увешанных гирляндами белых цветов с шоколадным горлышком и красными волосками. Старики плясали, промокшие насквозь под сладким душистым нектаром, как под чудесным дождем чудесного бога. Счастье написано на лицах. Глаза зажмурены. Им, старикам, известно, что смерть (по Гертману) характерна не столько появлением трупа, сколько окончанием индивидуального развития. И как замечательно умереть в тот миг, когда твоя душа воспаряет на вершину самоочищения и самоусовершенствования в аромате нектара, под неумолчное гудение пчел, овеваемая ветром, поднятым крыльями миллионов бабочек. Именно тогда, в ослепительной близости к богу, разрывается сердце. Соплеменники, ликуйте, пейте и пойте - старый человек соприкоснулся с горней радостью, и его свет пал на вас.
Отворилась дверь. Вошел Кочегар в бархатном пиджаке табачного цвета, с портфелем в руках.
- Во-первых, - сказал Кочегар, - ты оставил свой портфель. Прибирай за вами. Потом ищи вас по всему городу.
- А чего вы в таком пиджаке? Как артист, - сказал Петров. Называть Кочегара в такой ситуации на "ты" показалось ему невозможным.
- У меня выходной.
- Прекрасно. Сейчас мы устроим праздник цветения сонгойи. В Кении на горе Элгон зацвела сонгойя.
- Я тороплюсь.
- Нет-нет. Я вам устрою прием по первому разряду. - Петров бросился в комнату, к бару. - Вот, - сказал он. - Ереванского разлива "Двин". И рыбка есть, осетринка, балычок. Дочка выделила. У нее, понимаете, муж...
Кочегар сел на табурет спиной к стене, заложил тяжелые руки за голову и вдруг сказал как бы с усмешкой:
Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит...
- Блестит, - подтвердил Петров, пытаясь сорвать с бутылки анодированный колпачок.