- Ага. - Плошкин кивнул. - Не отнес. Но еще день - и я покушусь на твою жену. - Плошкин опять кивнул.
Петров не понял, но под ложечкой у него засосало.
- Что? - спросил он.
Плошкин отвернулся от него, как от психа. Петров пошел на кухню. Там была только тетя.
- Плошкин уезжает в Москву. Говорит, еще день - и он покусится на Софью.
- Покусится, - кивнула тетя.
И только тут Петров понял, о чем они говорят. Он не испытал укола ревности, но Плошкина и Софью ему стало жаль. Ему показалось, что они несчастные.
Провожать Плошкина на вокзал Софья не пошла. Весь вечер она ходила с едва заметной улыбкой. Опустив глаза.
- Женя, - сказала Плошкину на перроне тетя. - Ты решил правильно. Выучись на оператора. Артист из тебя получился бы никудышный. Ну поезжай с богом. Пиши.
Плошкин прислал из Москвы письмо, сплошное хвастовство, что получил все пятерки и прошел на операторский первым номером. Конечно, были и неприятности - его чуть не выкрали на актерский: фактура, рост, голос, волос.
Когда Плошкин приезжал в Ленинград, он кричал в телефон:
- Красавчик, быстрее, диваны простаивают. Гостиница "Октябрьская".
Они мирно ужинали. Прогуливались по Невскому. Диваны простаивали. Плошкин умел с женщинами только одно - жениться. От него уже четыре жены ушли.
- Поедешь к этому дураку? - спросила Софья.
- Поеду, - сказал Петров.
Петров получил гонорар за статью о горных славянах. Приплюсовал к нему отпускные - на скромную, но красивую южную жизнь все же не хватало. Просить денег у Софьи Петров считал теперь для себя невозможным.
Он пошел к директору института и, войдя, сказал:
- Арсений, дай мне из своего фонда на лечение - хочу кутнуть. Хоть это и невероятно.
- Ты что, Саша? - Директор покашлял, конфузливо оглядываясь. - Ты не болен? Как у тебя с диссертацией?
- Тысяча страниц. Сам понимаю - много. Но мне бы еще страниц двести.
- Ты в своем уме? Немедленно сократи до трехсот. Диссертация должна приходить к оппоненту как радость.
Петров бывал у директора в кабинете, но никогда ничего не разглядывал - смущался. Сейчас его поразила теснота, случайность и зыбкая лаковость обстановки.
- Арсений, - сказал Петров, - ты ученый с мировым именем, а кабинет у тебя, как у школьного завхоза. Не могу удержаться от смеха. Ха-ха-ха... Кстати, ты знаешь, что спартанцы начинали войну в полнолуние?
- Саша, сколько ты хочешь вспомоществования?
- Оклад, - сказал Петров. - За столько лет один оклад. Нервы ни к черту. Всего боюсь.
Директор зажмурился.
- Все боятся, - сказал он. - Мне посулили в этом году члена-корреспондента, и я боюсь, что, став им, раззужу в себе обиду, почему не сделали действительным членом, что почувствую себя ущемленным, несчастным и одиноким. Саша, ты сколько можешь принять косорыловой?