Торгаш начал было вылезать из-за стола, но боцман по прозвищу Негус удержал его за руку.
– Не заводись… не будем вечер портить, – сказал он спокойно.
Старшина-артиллерист в свою очередь отпихнул товарища:
– Мамашу, паренек, сюда не впутывай.
С обеих сторон сжались кулаки, засверкали глаза. Один из сидевших звучно отхаркнулся и сплюнул на пол. Еще немного – и началась бы свалка.
– Не надо бы здесь собачиться, – сказал старшина, поворачиваясь к боцману с «Маунт-Касл».
Сказал как равному, пусть и с легким упреком, и Негус принял этот тон. Выдержал его взгляд и слегка кивнул. Матрос, который задирался первым, начал было еще что-то говорить, но боцман, резко обернувшись, велел ему заткнуться:
– Здесь не место.
– Да плевать я хотел с высокой колокольни…
– Я сказал: здесь не место, черт возьми!
Теперь старшина чуть заметно кивнул боцману. Как мужчина мужчине. Фалько заметил, как старшина почти инстинктивно начал поднимать руку к козырьку, но оборвал движение на середине. Собирался уже проследовать со своими людьми дальше, когда Негус сделал ему знак.
– Куда ты их ведешь? – спокойно спросил он, не вставая со своего стула.
Тот после недолго колебания оглядел своих и вновь перевел взгляд на боцмана. Сунул руки в карманы.
– А тебе что?
– Чтоб опять не перехлестнуться… Сам видишь – добра не будет…
Старшина задумался на миг.
– Собирались в кабаре «Пигаль».
Кое-кто из сидящих встрепенулся при этих словах.
– Советую «Тропикану», – сказал боцман. – Она тут рядышком, на улице Христиан: шагов сто будет… Мимо не проско́чите – там красный фонарь над входом и две шлюхи в дверях.
– А вы куда? – спросил артиллерист.
– В «Хамрух», это чуть подальше. Завтра можете и туда подгрести.
Еще мгновение они молча смотрели в глаза друг другу.
– Если завтра еще будем здесь, – сказал наконец артиллерист.
– Само собой.
Теперь уже Негус, будто по рассеянности, поднес руку к козырьку.
– Спасибо.
– Да не за что.
– Слава Испании.
Оба чуть заметно улыбнулись. Насмешливо и зло.
– Да здравствует Республика, – вскинув кулак к плечу, сказал боцман.
Фалько неторопливо, наслаждаясь прогулкой, возвращался к себе в отель. Ему было хорошо в Танжере. Он любил такие города – с размытыми границами. И атмосфера здесь была такая же, как между Мексикой и США или в постоянно бурлящем пространстве между СССР и Балканами. Чувствовалась меж этими местами явственная связь, был у них какой-то общий знаменатель. То ли случайно, то ли по технической необходимости, то ли для собственного удовольствия – Фалько сам не собирался определять точнее – он полжизни провел в подобных городах: в тавернах Южной Америки, в пивных Центральной Европы, в харчевнях и на рынках Северной Африки и Ближнего Востока. Внимательно всматривался в выражения лиц, вслушивался в разговоры вокруг. Усваивал уроки, полезные для жизни и для выживания. И потому так легко чувствовал себя и в парижском «Ритце», и в нью-йоркской «Плазе», и в китайском квартале Сан-Франциско, и в кишащем тараканами пансионе Веракруса, и в борделях Александрии. Были среди них и такие, где, прежде чем войти, надо было узнать, как выйти, а выпивая – поглядывать по сторонам.