Смиртюков рассказывал, как были обставлены сталинские проходы по коридорам Кремля. Вождь шел размеренно, спокойно, причем смотрел не на того, кто с ним здоровался, а куда-то вдаль, впереди себя. Выражение лица было столь значительно, что люди думали: наверное, голова у него занята какими-то особыми мыслями, до которых нам, смертным, и не додуматься никогда…
Все это был холодный расчет умелого актера и режиссера в одном лице. Сталин не выходил за пределы своей роли небожителя, не позволял себе расслабляться — даже тогда, когда ему было по-настоящему плохо.
Лишь иногда Сталин испытывал какие-то человеческие чувства. В первых числах марта 1945 года маршала Жукова срочно вызвали в Ставку. С аэродрома отвезли на дачу вождя — тот плохо себя чувствовал.
«Задав мне несколько вопросов об обстановке в Померании и на Одере, — писал впоследствии Жуков, — и выслушав мое сообщение, Верховный сказал:
— Идемте разомнемся немного, а то я что-то закис.
Во всем его облике, в движениях и разговоре чувствовалась большая физическая усталость. За четырехлетний период войны Сталин основательно переутомился…
Во время прогулки Сталин неожиданно начал рассказывать мне о своем детстве. Он сказал, что рос очень живым ребенком. Мать почти до шестилетнего возраста не отпускала от себя и очень его любила. По желанию матери он учился в духовной семинарии, чтобы стать служителем культа. Но, имея с детства «ершистый» характер, не ладил с администрацией и был изгнан из семинарии».
Гуляли они почти час. Сталин тоже нуждался в собеседниках, а маршала Жукова считал достойным компаньоном. Хотя на склоне лет собственное детство казалось ему более счастливым, чем это было в реальности.
Характер Сталина изменился, когда он превратился в единоличного хозяина страны. Исчезла необходимость ладить с товарищами по политбюро, убеждать их в своей правоте, привлекать на свою сторону. Он мог позволить себе быть таким, каков он на самом деле.
Неприятные воспоминания о встрече со Сталиным сохранил генерал Шарль де Голль, который, будучи тогда лидером временного правительства Франции, только что освобожденной от нацистской оккупации, приезжал в Москву в декабре 1944 года.
Во время торжественного обеда Сталин тридцать раз поднимался с места, чтобы выпить за здоровье присутствующих русских. Первыми тоста удостоились народные комиссары — Молотов, Берия, Булганин, Ворошилов, Микоян, Каганович… Затем он перешел к генералам. Сталин торжественно называл пост, занимаемый каждым из них, и отмечал его заслуги. Обращаясь к главному маршалу артиллерии, он воскликнул: