Валентина послала Андре успокаивающую улыбку. Нервный смех вызвал спазм в горле. Все идет как нельзя лучше, не правда ли? Да и могло ли быть иначе? Она уже произнесла свадебные клятвы, и сотня приглашенных дам в вечерних туалетах и мужчин в накрахмаленных манишках терпеливо ждали своей очереди поздравить ее. Однако невеста хотела лишь одного: швырнуть куда-нибудь букет из флердоранжа, сорвать вуаль и убежать в паутину парижских улиц, туда, где мелкий, но неумолимый дождь превращал в размытые пятна уличные фонари и поливал машины, выстроившиеся в ряд перед особняком.
Андре попытался взять ее за руку. Валентина прошептала невнятные извинения и пообещала вернуться через несколько минут. Она выбежала из огромного зала, миновала один коридор, затем другой. После помолвки девушка не раз приезжала в дом будущего свекра, но она все равно ощущала себя здесь потерянной, чужой. С правой стороны располагалась застекленная дверь, выходящая в сад. Холодный воздух принес облегчение. Валентина положила обе руки на ограждение террасы. Зернистый камень оставил у нее на ладонях причудливый рисунок.
Это абсурдно! Откуда эта тревога? Несколькими годами ранее у нее потемнело в глазах, когда отец попросил ее подойти к нему. Он стоял в гостиной у окна с телеграммой в руке. Мужчина без слов протянул послание дочери. Она пробежала глазами несколько строчек, в которых сообщалось о смерти брата, и ее виски как будто тисками сжало. Она тщательно разорвала листок бумаги и разбросала кусочки по ковру. Валентина не пролила ни единой слезинки ни в тот день, ни когда им отдавали личные вещи Эдуарда: три фотографии, испачканные кровью, нож и перстень с фамильным гербом. С тех пор она всегда носила на шее на нитке эту тяжелую драгоценность.
Заблудившись в собственных воспоминаниях, Валентина машинально дотронулась до кольца, которое образовывало маленький бугорок на ее свадебном платье. Во время примерок портниха протестовала: «Мадемуазель, складки на ткани… Только взгляните, как они портят силуэт, ломают линии…» Она перевела взгляд светлых глаз на маленькую взволнованную женщину. «При Шмен де Дам[1] тоже были сломаны все линии, мадам». И кольцо осталось на месте, подвешенное на хлопковой нити, которую Валентина меняла, когда она истиралась.
Отныне она должна была носить еще одно кольцо. Золотой ободок, на котором ювелир выгравировал надпись «Андре, 1921». Кольцо украшал изумруд продолговатой формы.
— Она открыта, знаете ли.
Валентина вздрогнула. Какой-то мужчина, прислонившись к затененной стене и скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за ней.