«Вы уверены в своем решении, Клаузнер? — обеспокоенно спросил Карл. — Вы же там никого не знаете. Как вы собираетесь жить?» Залившись краской, молодой человек посмотрел на своего работодателя. «Как-нибудь устроюсь, господин Крюгер. У меня нет выбора. Моя жена потеряла работу, а она была учительницей. Если так будет продолжаться и дальше, мы не сможем зарабатывать деньги, как же мы тогда прокормим наших двоих детей?» «Но, в конце концов, Клаузнер, я не хочу вас увольнять!» — возразил Карл. Молодой человек печально улыбнулся: «Простите мне мою дерзость, патрон, но наступит момент, когда вы не сможете ничего поделать». Карл побледнел: в свои двадцать восемь лет этот блестящий дипломированный специалист по литературе, наделенный недюжинным умом, раньше всегда прислушивался к советам Крюгера. Клаузнер снял очки и потер покрасневшую переносицу. «Мои родители отказываются нас сопровождать. Мой отец был награжден железным крестом, как и Адольф Гитлер. Странная иронии судьбы, не правда ли? Он думает, что награда защитит его, и все время повторяет, что чувствует себя немцем. Он полагает, что гонения не коснутся немецких евреев, что все эти призывы относятся лишь к представителям нации, живущим на востоке». Молодой человек протер очки платком. «Он наивен и горд, но существует мизерный шанс, что моей матери удастся его переубедить. Тогда они присоединятся к нам. Если того захочет Бог…» Карл поднялся, собираясь пожать редактору руку, затем, вспомнив их первую встречу, когда Клаузнер, нервничая и бледнея, пришел, чтобы получить работу корректора, схватил молодого человека за плечи и крепко обнял. Разве сможет выжить этот мужчина, чувствующий себя комфортно лишь среди книг и рукописей, в разваливающейся стране, где все так зыбко?
— Герр Крюгер? — раздался приятный голос у него за спиной.
Карл узнал Лизелотту Ган, девушку, которой Ева вот уже десять лет давала уроки игры на фортепьяно. Любуясь тонким силуэтом в длинном желтом шелковом платье, мужчина с улыбкой сказал:
— Вы очаровательны, Лизелотта. Вы стали настоящей… настоящей…
— Девушкой? — рассмеялась его собеседница, продемонстрировав прелестную ямочку на левой щеке. — Прощайте, косы! Время пришло. У меня нет никакого желания становиться старой девой.
— Ну, это мне кажется весьма маловероятным. Вы одна?
— Нет, я пришла вместе с родителями, но потеряла их из виду. Однако они не замедлят появиться, — добавила она с шаловливой улыбкой.
Ее отец был влиятельным меховщиком. Карл познакомился с ним тремя годами ранее, когда сопровождал Андре Фонтеруа на Выставку охоты и мехов. Эталон элегантности, долговязый и искренний, Рудольф Ган питал страсть к литературе, и Карл провел несколько вечеров, изучая первые издания книг в его библиотеке. Еще издатель ощущал себя большим должником перед меховщиком: именно Ган финансировал строительство нового современного госпиталя, первой еврейской клиники в Саксонии, в которой хирург спас Петера, сделав ему непростую операцию по удалению аппендикса.