Еще большее удивление вызывает эффективность воздействия примера Туниса на весь остальной арабский мир. Ведь до этого страна никогда не была в нем примером для подражания. Более того, Тунис традиционно стоял особняком – выделяясь большей секулярностью, более свободным и самостоятельным положением женщин в обществе, относительной свободой перемещения в ЕС и обратно, более высоким уровнем инноваций в промышленности и большей долей интеграции своего производственного сектора с европейским, открытостью для западных культурных (и «некультурных») веяний, ежегодным пребыванием миллионов европейских туристов, не ограниваемых в общении с местным населением, привычном для гостей дресскоде или стереотипах поведения.
Будучи в этом смысле «нетипичной» арабской страной, да к тому же лишенной роли влиятельного исторического центра арабского мира, Тунис по всем статьям не должен был стать «заводилой» арабской смуты и примером для подражания более влиятельных и уверенных в своем культурно-историческом лидерстве арабских народов. А вот Египет по всем параметрам на эту роль подходил.
Необъяснимое противоречие, однако, можно преодолеть, абстрагировавшись от второго мифа об арабских восстаниях – о месте и времени их начала. Первые грозы «арабской весны» на самом деле прогремели не декабрьским днем в Тунисе, а еще осенью 2010 г. в Египте, но о них почему-то предпочитают не упоминать.
25 октября 2010 г. перед зданием Совета министров в Каире прошла неожиданно многочисленная демонстрация (некоторые называют ее народным выступлением) в защиту социальных гарантий населения и против роста цен на продовольствие. Демонстрация стала пробой сил оппозиции и движений по защите гражданского общества в преддверии запланированных на ноябрь (второй тур – декабрь) выборов в Народное собрание. В ноябре состоялись как минимум 3 массовых (на деле больше) выступления, в основном с требованием допустить к участию кандидатов от «Братьев-мусульман» и против ожидавшейся фальсификации итогов выборов.
После двух туров голосования (28 ноября и 5 декабря 2010 г.) о выступлениях несогласных с их итогами сообщалось чуть ли не каждый день. Они достаточно широко освещались в мировых СМИ, особенно арабоязычными спутниковыми телеканалами, включая катарский «аль-Джазира», дубайский «аль-Арабийя», американский «аль-Хурра», лондонские «аль-Хивар», «аль-Мустакилля», «Ахмадийя» и «Ахлюльбейт», поддержанными арабскими службами глобальных вещателей: ВВС, Euronews и др.
Таким образом, как нам кажется, отнюдь не тунисские события стали первой неустойчивой костяшкой, вызвавшей «эффект домино» в арабском мире. Реальной силой и вожделенным призом был Египет. То, что произошло в «стране пирамид», было цветной революцией. По своей значимости и эффекту для арабского мира ее победа в Египте была равнозначна августовской революции 1991 г. (победа над «путчистами») в СССР. Падение самого сильного, самого влиятельного и, как казалось, незыблемого арабского режима сразу подорвало позиции всех менее весомых и влиятельных властей в арабском мире. Ради подобного глобального «демократизирующего» эффекта можно было пожертвовать и таким верным союзником как Х. Мубарак. Тем более что он стал стар и был тяжело болен, а «ротация» в плановом, управляемом, но внешне стихийном порядке намного предпочтительней, чем доверяться самотеку внутренних интриг и амбиций возможных преемников «Фараона».