— Ну молодец Майборский, — похвалил Колотуха. — Вот это комиссар!
— Вот именно… — подтвердил Оленев.
— Читай дальше, Андрей.
— Да дальше уже не так важно, — неохотно ответил Андрей.
— Как это неважно? — удивился Колотуха.
— Вот именно. Давай мне. Дочитаю. — Оленев взял письмо и откашлялся:
— «Есть еще одно обстоятельство, которое волнует меня. Извините, что пишу Вам про это. Пишу как старшему другу, может, даже как отцу, с которым у меня нет никаких тайн. Я всем сердцем люблю Ле-сю Ту-ли-ну», — по слогам прочитал имя девушки Оленев и, моргнув глазами, посмотрел на Стоколоса. — Вот почему ты не хотел читать… Майборский любит твою Лесю.
— Да не падай духом. Что это за дивчина, которую любит только один парень! Я ее тоже люблю! Это такая девушка, которую нельзя не любить, — искренне попытался успокоить Андрея Максим Колотуха, важно прохаживаясь по комнате, поглядывая в зеркало и поправляя прическу. — Читай, Ваня, дальше!
— «Всем сердцем люблю Лесю Тулину. С нетерпением жду от нее письмо. Спасибо за адрес. Мысли о ней придают мне больше сил, чем любые лекарства. Люблю ее, но боюсь признаться ей об этом. Ведь не знаю, что у нее на сердце. Боюсь, чтобы не обиделась…»
Оленев замолчал, потом взглянул на Стоколоса.
— Тебе везет на соперников. Дома за твоей Таней ухаживал какой-то химик, а тут танкист. Да не горюй!
— А что мне горевать? — ответил Стоколос, хотя слушать ему было не так приятно. — Что горевать, если мы не знаем, что будет с нами завтра?
— Плохое утешение! — возразил Колотуха. — Ничего с нами не произойдет, будем, как все, сражаться с немцами.
— Лишь бы Леся была жива и здорова. Лишь бы когда-нибудь она была счастливой, — сказал Стоколос и пожалел, что они прочитали чужое письмо.
Он вдруг припомнил, с какой нежностью дарил девушке Майборский гуцульскую шкатулку. Виктор говорил, что это шкатулка экспонировалась на выставках в Париже, Нью-Йорке и Барселоне, и, верно, шкатулка была неповторимой красоты, как песня Карпатских гор. Леся смотрела на подарок завороженными глазами и, кажется, такими же глазами смотрела и на Майборского.
В репродукторе, висевшем на кухне, объявили воздушную тревогу. Ребята переглянулись, раздумывая, что им сейчас делать. Старшина, только что вышедший из ванной, сказал:
— Пока тревога, помоемся.
— Я достану полотенце, — Андрей принялся рыться в белье.
— Вот именно.
— А потом поспим. Полтора месяца по-человечески не спали. А там и полковник придет, — не унимался Колотуха. — Дивлюсь я тебе, Андрей. Зачем пошел на воинскую службу? Ну в мирное время. Учился бы себе, жил в этой роскошной квартире и каждый день купался бы в ванне, как римский император.