— У меня и сил нет… Я же не ел по-человечески уже давно.
Маланка поддерживала Василия за плечо. Он ощущал ее теплые руки. Ему даже стало стыдно, что он такой хилый, несчастный, как будто его сняли с креста.
— Наверное, всю силу истратил на поцелуй, даже укусил, — горько улыбнулась Маланка. — Но ничего, удалось-таки вырваться.
— Кто же ты? Как живешь, добрая женщина? — ласково спросил Рябчиков.
— Звеньевой была в колхозе. Живу с детьми — двое их у меня. Одному — десять, другому — три. А у тебя дети есть?
— Трое.
— Где же они?
— С границы я их отправил в Гадяч, к родителям жены. Она туда еще за неделю до войны уехала.
— Красивая она у тебя?
— Очень. И человек хороший.
— Так говоришь, значит, и ты хороший, — похвалила Маланка и пожала ему руку. — Так, говоришь, был на границе?
— Был.
— И тот твой друг, что на турка смахивает?
— Осетин он, а не турок.
— А кто их разберет! И турки и осетины люди, а вот про фашистов этого не скажешь.
— Подождем Марину, — попросил он.
— До ночи в овраге посидим. И тогда в хату тайком. Дожились. В свою хату как воры, — с укором проговорила крестьянка и посмотрела на Рябчикова.
— Да все наладится, Малаша. Придет время — и мы их турнем.
— Эх, быстрее бы! — вздохнула она.
Маланка была в меру полная, лицо миловидное, румянощекое.
— Рассматриваешь? — усмехнулась женщина.
— А ты красивая!
— А твоя жена чернявая или белая?
— Белая.
— Когда я в школу ходила, то жалела, что не белая, — призналась Маланка.
— Почему?
— Да глупая была. Ты же знаешь, какие фильмы крутили у нас? «Трактористы». Марина там белая. «Богатая невеста». Опять блондинка. А «Музыкальная история»? Клаву помнишь? И она блондинка. А «Девушка с характером»? Тоже. Вот и хотелось стать блондинкой, — засмеялась Марина.
— А муж твой?
— Черный как галка. За русым убивалась, а вышла за черного. А вот и они идут, — кивнула Маланка на дорогу, — Марина и твой осетин.
— Хорошо, что вдвоем, — обрадовался Рябчиков. — Марине можно доверять?
— Мы ссорились иногда. Но это на работе, давно. Я заметила, наш председатель давал ей больше суперфосфата. Не стерпела, сказала ему и ей. Самой ныне смешно, из-за какой мелочи спорили… Марине можно верить, как и мне.
Шмель кинулся обнимать Рябчикова.
— Братишка! Мы на свободе. Ну теперь держитесь, фашисты!
— Приди в себя хоть, — сказала Маланка.
— Конечно, придите в себя, — сказала и Марина.
— Верно, — согласился Рябчиков, — как говорили у нас на заставе: «Работы хватит, лишь бы не ленились…»
— Что наши думают о нас? — внезапно спросил Мукагов. — Конечно, думают, что нас убили или мы в плену.