«…Я знаю совершенно точно: что храм строится, что ничего серьезного, кроме этого, в истории не происходит, что в жизни у меня только одна задача — храм этот оберегать и богатства его приумножать. Я, конечно, не Гомер и не Пушкин — кирпич в стену мне не заложить. Но я — Кацман! И храм этот — во мне, а значит, и я — часть храма, значит, с моим осознанием себя храм увеличился еще на одну человеческую душу. […] Ничего я этого не понимаю, сказал Андрей. Путано излагаешь. Религия какая-то: храм, дух… Ну еще бы, сказал Изя, раз это не бутылка водки и не полуторный матрас, значит, это обязательно религия.»
(с. 478)
Читатель, конечно, может узнать то, чего не узнает Андрей: в вере Изи в храм нет ничего оригинального, она заимствована прямиком из западной традиции светского гуманизма. Впрочем, в образе Изи Стругацкие впервые разделили западный идеал светского гуманизма и «восточное» стремление к утопии. Идеал помещен в грубое, негероическое тело одного из уцелевших; он больше не относится к характеристике «нового человека». Изя — не оптимистичный Прогрессор XXII века, несущий «слово» отсталым планетам; не является он также агентом Странников, люденов или мокрецов. Хотя он и выполняет ту же самую роль, что и остальные иномирные «крысоловы», уводя Андрея прочь от материального комфорта, скуки и духовной пустоты большинства, но он не уводит его в нечеловеческое будущее, хорошее или плохое. Изя — постоянно человек, как воплощение Вечного Жида, он всегда остается на земле, на что указывает и его большее внимание к экологии, а не к технике:
«…И ни одна [из моих дочек] не знает, что такое кета. Я им объяснил, что кета и осетрина — это такие вымершие рыбы. А они будут то же самое рассказывать своим детям про селедку.»
(с. 476)
В своем исследовании архетипа Вечного Жида Г.Андерсон рассматривает новую роль странника в XX веке:
«…Вечное скитание является самым тяжелым наказанием во многих мифологиях. Проклятие проистекает от чрезмерной гордости, и именно из-за этого греха пали ангелы. И когда нынешние люди унаследовали легенду, им показалось, что суть ее — Ecce Homo! Да, этот человек согрешил и был наказан — среди всех тех ужасов; но взгляните снова: он представляет дух восстания, непобедимой отваги, самой еврейской нации; и „всего непреодолимого“.»
(Андерсон, С.10)
Изя построил в пустыне пирамидку из камней, под которой спрятал «Путеводитель по бредовому миру», описывающий путь от конца истории («Хрустального Дворца» Чернышевского, означающего полное материальное изобилие) до конца мира (истинного духовного просветления). Начальное непонимание Андреем сути Изиного храма культуры сменяется восхищением финалом их совместного путешествия: