И теперь Алукард видел, как эти нити над изломанным телом принца слабеют и рвутся.
Им тут вообще было не место – собственная слабенькая магия Рая всегда была темно-зеленой. Однажды он сказал об этом принцу, и тот брезгливо поморщился – Рай терпеть не мог этот цвет.
Но когда после трех лет разлуки они снова увиделись, Алукард сразу понял, что Рай изменился. Стал другим. И дело было не в линии подбородка, и не в развороте плеч, и не в тенях под глазами. А в связанной с ним магии. Обычно сила в человеке живет и дышит, струится вместе с течением его жизни. А эта незнакомая магия лежала недвижимо, и ее нити опутывали тело принца плотно, как веревки.
И эти нити поблескивали, как масляная пленка на воде. Как расплавленный свет.
Тем вечером в покоях Рая Алукард стянул с плеча принца тунику, чтобы поцеловать его, и увидел место, где прикреплялись серебристые нити. Они уходили прямо в кольцевой шрам над сердцем. Не было нужды спрашивать, кто наложил заклятие, – на это был способен только антари. Но Алукард не понимал, как Келл сделал это. Обычно, глядя на нити, он мог разобрать, как устроен магический шедевр, но у этих линий не было ни начала, ни конца. Магия Келла проникала в сердце Рая и там исчезала – нет, не исчезала, а пряталась. И чары держались неколебимо.
А теперь вдруг начали рассыпаться.
Под невидимыми пальцами пряди лопались одна за другой, и каждый обрыв исторгал у полуживого принца всхлип, судорожный вздох. Каждая нить слабеющих уз…
И тогда он понял. Это не просто заклятие, а прочная связь.
Соединяющая Рая и Келла.
Он не знал, почему жизнь принца привязана к жизни антари.
И не хотел знать – хотя и разглядел между содрогавшимися ребрами Рая шрам шириной с лезвие кинжала, и понимание все равно настигло его, и он растерялся от беспомощности. Но связь неумолимо рвалась, и Алукард сделал то, что мог.
Он взял принца за руку и постарался наполнить слабеющие нити собственной силой, соединить полуночно-синий цвет своей магии с радужным сиянием Келла. Он молился всему, что есть на свете, всем святым, и жрецам, и благословенным, всем, в кого верил и в кого не верил, прося у них силы. А когда они не ответили, заговорил с Раем. Не умолял его держаться, не призывал собраться с силами.
А стал вспоминать прошлое. Их общее прошлое.
– Помнишь ту ночь, перед тем, как я уехал? – Он изо всех сил старался изгнать из голоса страх. – Ты так и не ответил на мой вопрос.
Алукард закрыл глаза, отчасти чтобы воскресить воспоминание, а еще потому, что невыносимо было видеть принца страдающим.
Стояло лето, они с принцем лежали рядом в постели, их теплые тела переплелись между собой. Алукард провел ладонью по идеальной коже Рая и прошептал, когда тот с наслаждением вытянулся: