Первую фразу романа «Ученики Иисуса» Михаэль написал в начале января 1947 года, последнюю — после, можно сказать, круглосуточной работы — в конце декабря того же года.
Лето 1948 года Михаэль задумал опять провести за пределами Нью-Йорка, в том же самом месте, где он летом прошлого года работал над своим романом «Ученики Иисуса». Это была ферма, владелец которой сдавал комнаты постояльцам. Переговоры с издателями до конца июля удерживали Михаэля в раскаленном Нью-Йорке, где уже много недель каждый дом был человеческой духовкой, а непрекращающееся давление липкого сырого воздуха день и ночь сжимало легкие. Этим летом в Нью-Йорке опять умирали от удара прямо на улице десятки людей. Тысячи ночевали в Сентрая-парке, сотни тысяч — на берегу океана.
Целый день Михаэль сидел за своим столом совершенно голый, пот заливал все тело, словно его с ног до головы зашили в толстый меховой мешок. С желчной улыбкой он думал:
«Индейцы, которые когда-то продали Манхэттэн за двадцать долларов, перехитрили американцев. Климат острова так и вопит: человек не должен здесь жить».
Первого августа вконец измученный Михаэль — у него не прекращались приступы головокружения — наконец выехал на ферму. Этот день — 1 августа 1948 года — стал знаменательным днем в его жизни.
Приехав на ферму, где было на добрый десяток градусов прохладней, чем в Нью-Йорке, Михаэль принял ванну, чтобы освежиться, переоделся к ужину, сел на каменную ограду цветочной беседки, и вдруг сердце его бешено заколотилось — там, на скамейке перед домом, сидела «Ханна» — оживший образ из «Оксенфуртского квартета», идеал его мужских грез, созданный однажды в воображении, мелькнувший вдруг на несколько минут в Романском кафе и потом утерянный, несмотря на долгие розыски.
Михаэль неотступно смотрел на нее и, как и тогда, не мог оправиться от удивления, что эта неизвестная пылкая девушка, с небольшой головкой, иссиня-черными волосами, которые крупными локонами падают на плечи, каждой мельчайшей черточкой походит на свой прообраз из книги.
Она смеясь беседовала с двумя постояльцами, и ее нежное смугло-розовое личико, манящий свежий рот, ровные зубы — все блистало красотой. На ней была широкая деревенская юбка в красную полоску, а вместо блузки — что-то белое без рукавов, с большим косым вырезом, приоткрывавшим плечи и маленькую грудь.
Михаэль успокоил себя мыслью, что теперь она не исчезнет бесследно через несколько минут в многомиллионном городе. Решение сделать все возможное, чтобы завоевать ее на всю жизнь, пришло само собой. Как и тогда, он был потрясен до глубины души. А между тем рассудок начал самостоятельно подсчитывать: той «Ханне» в Романском кафе было от силы двадцать два года, эта, что сидит на скамейке, вряд ли старше, а ведь с тех пор прошло восемнадцать лет.