Годольфин вновь выразительно посмотрел на Филлиду, словно желая убедиться, что по-прежнему имеет в ее лице внимательную и заинтересованную слушательницу.
– Хорошо, Дэвид, – кивнул он. – Но давай предположим, что во время этой милой беседы наедине с Робертом он сказал тебе нечто оскорбительное. Предположим, ты разглядел в его глупом лице презрительное выражение и осознал, насколько мерзкий и напыщенный осел стоит перед тобой. Тогда ты решил дать ему понять, как к нему относишься. И все ему высказал. Чем не правдоподобное предположение?
Годольфин сделал паузу, и взгляды присутствующих устремились на Дэвида. Тот был мертвенно-бледным. Дружелюбие пропало с его лица в одно мгновение, как стертая губкой надпись со школьной доски. Годольфин продолжил:
– Предположим, ты ему рассказал о его жене. Тебе же все было о ней известно. Ты оказался единственным гостем на нашей свадьбе. А затем, осознав, что натворил, увидев, до какой степени шокировал его, поняв неизбежность крупных неприятностей для Филлиды и краха запланированного тобой брака с Фрэнсис, ты потерял голову… Как это часто с тобой случалось прежде… И убил его.
– С помощью зубочистки?
Годольфин пожал плечами:
– В том столе хранился набор старых спиц. Норрис хорошо их помнит. Не может только сказать, когда именно они оттуда исчезли. Но что бы ни послужило орудием убийства, в твоем распоряжении была целая неделя, чтобы избавиться от улик.
– Для старого бродяги у тебя развито воображение, – усмехнулся Филд, но сейчас его легковесный тон прозвучал фальшиво, а лицо посерело.
– Если поведешь себя разумно, я буду отстаивать твои интересы.
– Дэвид, одумайся! – воскликнула Филлида.
Художник проигнорировал их обоих. Он смотрел только на Фрэнсис:
– Пойдем?
Она немедленно поднялась с места и встала с ним рядом.
– Что ж, очень жаль, – сказал Годольфин. – Нам ты мог бы полностью довериться. Разве не ясно, что убийство мог совершить только человек, находившийся той ночью в доме? И твоя упрямая ложь выглядит абсурдно.
Дэвид взял Фрэнсис за руку:
– Так мы идем?
Они вышли из ресторана в полном молчании. Единственное такси, которое им удалось поймать, оказалось старым драндулетом с жесткими сиденьями. Внутри пахло, как в грузовике для перевозки ветоши. Фрэнсис сидела безучастно, пока они кружили по широким улицам города, скользким после дождя. Но напряжение было видно по сжатым кулакам и взгляду, устремленному в никуда.
Они стояли в пробке в конце Бонд-стрит, когда Дэвид наконец заговорил презрительным тоном, какого она не слышала прежде:
– Что ты обо всем этом думаешь?