Из вестибюля и со двора доносились голоса прислуги и более чем сотни зевак, которые, узнав о преступлении, столпились у ворот, горя желанием что-нибудь разузнать, а главное, увидеть. И вся эта толпа кричала:
– Это он! Гепен! Смерть убийце!
А бедняга, охваченный смертельным ужасом, продолжал сопротивляться и хрипел:
– Помогите! Оставьте меня, я ни в чем не виноват!
При этом он уперся в дверь, и протолкнуть его не было никакой возможности.
– Да нажмите на него! Толкайте! – командовал мэр при нарастающем ожесточении толпы.
Однако отдать приказ оказалось куда проще, чем исполнить. Страх придал Гепену нечеловеческую силу. Но тут доктору пришла мысль открыть вторую створку дверей, и Гепен упал или, вернее сказать, рухнул перед самым столом, за которым вел записи судебный следователь. Гепен тут же вскочил, ища взглядом, куда бежать. Увы, бежать было некуда: и в окнах, и в дверях торчали любопытные. Тогда он опустился на стул.
Несчастный являл собой олицетворение крайнего ужаса. На мертвенно-бледном лице выделялись синяки, полученные при сопротивлении, побелевшие губы тряслись, он все время судорожно сглатывал слюну, пытаясь увлажнить пересохший рот. Тело сотрясала конвульсивная дрожь, а в странно округлившихся, налитых кровью глазах читалось безумие.
Вид его был настолько страшен, что мэр решил преподать собравшимся урок высокой нравственности. Обратившись к толпе, он указал на Гепена и трагическим голосом возвестил:
– Вот он, преступник!
Однако остальные, то есть доктор, судебный следователь и папаша Планта, недоуменно переглядывались.
– Если он виновен, – пробормотал мировой судья, – то какого черта приперся сюда?
Потребовалось несколько минут, чтобы изгнать зевак; для этого бригадиру пришлось мобилизовать всех своих подчиненных; когда же порядок был восстановлен, он возвратился и встал рядом с Гепеном, полагая, что было бы крайне неблагоразумно оставлять столь опасного злодея с невооруженными людьми.
Однако опасный злодей, увы, представлял собой крайне жалкое зрелище. Бороться было не с кем, энергия ярости отгорела, подобно вспыхнувшей и угасшей охапке соломы, напряженные мышцы расслабились, а его прострация смахивала на агонию при воспалении мозга.
Бригадир доложил, как все произошло.
– Прислуга и соседи обсуждали у ворот ночное убийство и исчезновение Гепена накануне вечером и вдруг увидели, что он идет по дороге, шатаясь, как пьяный, и распевая во все горло.
– Он действительно пьян? – спросил г-н Домини.
– Как сапожник.
– Видимо, спьяну и вернулся, – пробормотал судебный следователь. – Тогда все понятно.