Сегодня вышел в сквер и поднял камень, кусок гранита с таким свежим изломом, что жилки видны. Держу его в руке. Ему, наверное, миллиард лет, а мне семьдесят. Он еще пролежит миллиард, а я от силы проживу лет пять. Так кто кого из нас держит в руках?
Кряхтю, или кряхчу, а зарядочку посильную сделал. Кряхтю, или кряхчу, а квартиру подмел. Побрился и умылся. Выпил кефир. А потом чего — то задержался у зеркала… Боже, что это? Шея — то не моя, а ощипанного гусенка: голубоватая, складчатая, в пупырышках и, ей — богу, с остатками перьев. Тогда к чему и кефир?
Лев Петрович Сидорин, с коим мы в сорок первом мокли в болотах, тоже давно на пенсии. Он задумал большое дело — оставить после себя архив. Купил махонькую пишущую машинку. Режет из газет, клеит из журналов и пишет — пишет… Хочет запечатлеть время. Я заглянул. «Поднялся в шесть утра. Светило солнце. Пели птички…» И так далее. Занятие полезное. Только зачем он в архиве врет насчет поющих птиц? У него под окнами электричка бежит каждые полчаса. Ревущего быка не услышишь, а не то что птичек.
Сперва мне жизнь не удавалась. Смотрю, уже за пятьдесят. Она и потом не удавалась, но как — то стало уже все равно.
Адрес Матвея Устькакина Леденцов сообщил по телефону через час. Я тут же послал курьера с повесткой, пригласив тунеядца в прокуратуру к десяти часам следующего дня. Но пришел следующий день, минуло назначенное время, минул и полдень с обеденным перерывом — Устькакина не было. Не бегут к нам граждане с повестками, тем более тунеядцы.
В криминальных романах трудности следственной работы описываются частенько. Их много: преступника не поймать, доказательства противоречивы, свидетели врут, трупа не найти, с руководством конфликты… Эти тяготы глобальные, что ли, а поэтому и не обидные, поскольку присущи следственной работе. Но есть препятствия мелкие и до того изнуряющие, что оборачиваются теми же глобальными. Например, вызов свидетеля. К телефону я обращаюсь редко хотя бы потому, что на твое сообщение: «С вами говорит следователь прокуратуры Зареченского района» — может последовать: «Вам отвечает прокурор республики». Как — то не успел и договорить, как меня перебили: «Ты следователь, а я Кинг — Конг». Поэтому шлешь повестку. Человек не явился. Повестка не дошла, свидетель уехал, заболел или не желает почтить визитом? Если последнее, то закон разрешает принудительный привод через милицию. Но для этого опять — таки надо знать причину. Больного ведь не поведешь.
В три часа я обозрел календарь: пришли все иные свидетели, кроме Устькакина. Тогда я глянул в окно, где еще не зашло зимнее солнце, ставшее от морозца и городского дыма каким — то узким. К вечеру этот Устькакин может накачаться пивом. А на улице морозец, узкое солнце, и живет он в нашем же районе.