Минна Цех упомянула, что каждый раз в качестве закуски Ханггартнер заказывает раков на листьях салата. Хойкен твердо решил, что при встрече он тоже это сделает. Сейчас он позволил Ханггартнеру еще раз перечислить все закуски, расспрашивая его обо всех подробно. Конечно, каждое название звучало словно какой-нибудь деликатес. «Carpaccio vom Fisch», — сказал Вильгельм и откинулся на спинку стула, как бы обдумывая и мысленно представляя себе это Carpaccio. Теперь Хойкен понимал, почему обед с Ханггартнером может длиться часами. Вильгельм принялся смаковать каждую мелочь, стремясь придать этому литературную окраску. Георг подумал, что романиста такого масштаба можно представить себе как некую ходячую энциклопедию, заполненную экзотическими словами и маленькими рисунками, которые их объясняют. Из года в год его словарный запас пополняется, каждый новый роман приобретает все более заковыристое название и вмещает трудные для понимания слова. Конечно, можно давать пояснения в сносках, но Ханггартнер наверняка воспротивился бы такому прозаическому отображению его мыслей.
— Боже мой! — воскликнул он в конце концов и воздел руки вверх, словно желая продемонстрировать, что не будет сопротивляться. — Это возвращает меня к прежним временам и прежним удовольствиям, я не могу этому противиться. В молодости я любил почти все эти блюда, но сейчас мой вкус ограничен настолько, что я опять возьму раков на листьях салата.
— Раки на листьях салата… — сказал Хойкен, как будто слышал об этой закуске впервые. — Неплохо. Думаю, я тоже присоединюсь.
Присоединяться, заказывать то же, что и автор, — это еще одно железное правило, которому следовал отец и которое запечатлелось в сознании Хойкена. На встречах такого рода следовало пренебречь собственными мыслями, интересами и желаниями. Этим достигалось определенное созвучие, которое так льстило литератору.
Хойкен размышлял, не следует ли снова начать разговор о состоянии здоровья отца, но потом отказался от этой мысли. Он почувствовал, что не должен обременять Ханггартнера тяжелыми мыслями. Сейчас у него была другая роль — роль слушателя. Большой человек вдруг увеличился настолько, что занял весь ресторан. Еще никогда Хойкен не сталкивался с ним так близко. Почему же раньше он не заметил у такого известного актера ни одной уловки? Ханггартнер переставил маленькую вазу на свободный столик, взял оттуда пепельницу, поставил ее перед собой, положил ложку, вилку и нож на туго накрахмаленную салфетку, вынул из кармана пачку сигар и закурил. «Willem II»