Наконец появилась она, Магдалена Кожена. На ней было длинное, без рукавов, темно-красное платье. Ее пышные волосы, казалось, составляли с нарядом одно целое. Красивая, статная, величественная — эта женщина действительно производила впечатление. «Наслаждалась покоем…» Концерт начался именно с этой арии. Хойкен откинулся на спинку кресла, как будто ехал в своей «Мазде». Шампанское начало действовать. Как бы он хотел сейчас, как в школьные годы, коснуться ладони сидящей рядом женщины! Тогда концерт стал бы просто божественным.
Начался антракт, а они сидели, словно не желая прерывать нить, которая их связывала. Яна рассказывала о концертах в Праге и Вене, на которые она ходила много раз. С кем? Ему так хотелось спросить об этом, но он понимал, что для этого еще не пришло время.
— Терпеть не могу антракты, — вдруг произнесла она, и Хойкен вздрогнул, потому что сам хотел только что сказать именно это. Все эти походы в туалет, толкотня у стойки с напитками, когда каждый ревниво следит за тем, чтобы никто не пролез раньше него к теплой минеральной воде. — Давайте просто посидим, — прошептала Яна так, будто обращалась к себе самой. Он не ответил.
Они остались сидеть — одна пара во втором ряду, сюда доходил даже запах пота цимбалистов. Поразительно это старательное рвение музыкантов, которые отдавались игре душой и телом, это беспрекословное повиновение, как будто приносить себя в жертву Иоганну Себастьяну Баху было чем-то само собой разумеющимся. Здесь, внизу, в глубине зала, можно было и вправду подумать, что музыка — это центр мироздания или по крайней мере его подлинный язык. Казалось, здесь собралась тайная секта, чтобы насладиться этим странным безумством и вознести молебен на этом великолепном языке.
Во втором отделении концерта Магдалена казалась такой же печальной. Она пела, почти не двигаясь. К счастью, ей не приходило в голову принимать всевозможные вычурные позы, которые всегда только портят впечатление, — прижимать руки к груди, широко вскидывать их, как благословляющий проповедник, — Магдалена отказалась от этих жестов. Вместо этого она просто держала в руках ноты, в которые изредка заглядывала. Певица взяла их с собой, чтобы занять свои руки. Интересно, что Кожена будет делать после концерта? Сидеть с музыкантами она наверняка не будет. Скорее всего, возьмет дирижера и исчезнет с ним в ночи. Не читал ли он чего-нибудь в таком духе? Что она, прихватив с собой дирижера, исчезла на пару дней? О ком это было? Или Хойкен только нафантазировал себе все это, потому что раздумывает, куда бы пойти после концерта? Он больше не мог вслушиваться, только глаза были внимательными и замечали любую мелочь. Наверное, половина зала давно уже не слушала музыку. У одних такая мелодия вызывает раздумья и фантазии. Остальные просто убивают таким образом время и не должны оправдываться, что бесцельно сидят здесь.