— Я сейчас… Сейчас… Живот у меня… — сбивчиво затараторил он. — Прихватило…
Он явно врал, пытаясь как-то оправдать свою трусость, и Александр почувствовал презрение и отвращение к этому горе-офицеру, бросившему свой взвод и спрятавшемуся в избе. Киселёв сейчас совсем не походил на того напыщенного индюка, каким он прибыл в полк из управления. От его высокомерия не осталось и следа.
— Ты это… давай… туда… — Александр кивком указал на окно и, больше не глядя на Киселёва, пошёл к выходу.
— Да-да, конечно… — раздалось ему в спину. — Я сейчас…
Примерно через полчаса Кучеряевка была полностью освобождена. Оставшиеся в живых немногие сельчане повылезали из своих погребов и землянок и со слезами радости встречали освободителей.
После такой, на удивление, быстрой победы батальон стал подсчитывать потери. Тут выяснилось, что во взводе Александра тоже есть два убитых и один раненый. Одним из погибших был рядовой Азамат Жунусов, казах по национальности. Раньше он служил в Казахском пограничном округе. Тихий, почти незаметный парень, которому перед самой отправкой на фронт исполнилось двадцать… В Златоусте он как-то рассказывал о том, что до службы жил в ауле и пас с отцом колхозный табун.
Также погиб Захар Руденко — тоже двадцатилетний. Родился он в Ростовской области и в девятнадцать попал служить на таджикскую границу. Теперь вот остался лежать здесь, на орловской земле.
Рядовой Пётр Патрикеев получил сквозное ранение в правую ногу.
— Ну вот, товарищ лейтенант, повоевал, называется, — сокрушался раненый, пока его перевязывал санитар. — В первом же бою… Как же так? Обидно… — Он качал головой. — Вы, значит, будете фрицев бить, а я — в госпитале отлёживаться. Эх-хех-хех… Ну не везёт так не везёт…
И Патрикееву было двадцать. Русский парень из Запорожья. Уже успел вступить в комсомол.
— Ничего, Петя, ещё успеешь повоевать, — ободрил его Александр. — Нога заживёт, и вернёшься в родной взвод. Ну а если война уже закончится, так ещё лучше.
— Не-ет, товарищ лейтенант, не надо, чтобы она без меня закончилась. Я должен хоть пару фрицев уконтрапупить…
Комбат был мрачен и зол и много матерился. Собрав в одном из домов ротных и взводных, он устроил всем выволочку за «неумелую организацию боя».
— Мать вашу! — Он побагровел и буравил подчинённых тяжёлым взглядом. — Вы что, олухи царя небесного, забыли, чему вас учили? Не подразделение, а шайка-лейка какая-то!.. Никакой слаженности действий!.. Никакого управления… Так мы с вами много не навоюем, а только людей положим почём зря…
Стало ясно, что к этому первому бою командиры оказались не вполне готовы. Дало себя знать отсутствие боевого опыта. Впрочем, винить здесь было некого, и комбат, судя по всему, это прекрасно понимал. Он быстро остыл и даже некоторых похвалил — в том числе и Васильева.