Он ощутил необыкновенную лёгкость, как будто на него перестало действовать земное тяготение, а вместе с этой лёгкостью — неимоверное желание взлететь, подняться высоко-высоко увидеть сверху все бесчисленные красоты планеты.
И он действительно стал подниматься над землёй, и чем выше взлетал, тем больше пространства охватывал его взгляд. Сначала он увидел высотку, которую оборонял взвод, и подбирающихся к ней немцев, увидел себя, неподвижно лежащего на земле, и своих бойцов — тех, что уже полегли на этом взгорке, и тех, кто был ещё жив и продолжал держать оборону. А потом его взору открылось всё поле, по которому батальон наступал на Самодуровку, и Александру вдруг непонятно каким образом стало известно, что сегодня село будет освобождено. А ещё он уже точно знал, что дивизия продолжит наступление и погонит немцев на запад, освобождая советскую землю, а примерно через два года закончится эта страшная война, и закончится она победой Красной армии…
Он поднялся уже так высоко, что видел весь Советский Союз, распростёршийся на тысячи километров до самого Тихого Океана — все его равнины и горы, реки и озёра, леса и поля. Многие города страны сейчас лежали в руинах, изувеченные войной и почти что безжизненные, но Александр теперь знал, что пройдёт время, и они возродятся и станут ещё краше, чем были прежде, и в них опять забурлит жизнь — мирная и счастливая…
А незримый воздушный поток возносил его всё выше и выше, прямо туда, откуда исходил свет, и Александр уже знал, что за этим светом его с нетерпением ждут отец и братья…
* * *
Потапов закрыл лейтенанту глаза и заскрежетал зубами от злости и бессилия. Лицо Романцова было умиротворённым, как у человека, выполнившего до конца какое-то очень важное, необычайно трудное дело и довольного результатом своей работы.
— Суки, они ответят за него! — хрипло произнёс Потапов.
— Атамстым за камандыра! — добавил Ильяс Давлетгиреев. — Всэх их будым убыват… всэх… — Он покачал головой и что-то забубнил на чеченском языке.
Семён тоже мысленно пообещал мстить фашистам за своего командира и за всех погибших товарищей.
— Как старший по званию, принимаю на себя командование взводом, — строго сказал Потапов. — Все слышали последние слова лейтенанта? Сейчас здесь наша граница, и мы должны её охранять… чтобы ни одна сволочь её не пересекла. Ни одна! Так что будем держать этот рубеж до подхода подкрепления… или до последней капли крови. Или у кого-то есть другие предложения?
— Других предложений нет, — раздался из-за спины Семёна голос Петрова. — Да и не может быть.