— Не обязательно и натравливать мирняк на гинопосцев, — возразил Ирцарио, вытирая тесак об одежду покойной. — Поедем. Я бы предпочел больше не задерживаться.
Когда они сели в машину, Реввер покосился на пластифицированную голову на коленях Ирцарио. Гинопосец в задумчивости барабанил по ней пальцами.
— Вопрос, — сказал Реввер. — Зачем тебе эта голова? Тебе же не нужно подтверждать убийство узорга.
— А? — встрепенулся Ирцарио. — А, ты об этом… Ну, вы же дарите своим женщинам цветы, так? У нас такая традиция.
— И ты серьезно подаришь женщине это?
— Нет, Реввер, — вздохнул Ирцарио. — Так я пытался вежливо сказать: «Не твоего ума дело, поехали к церкви святого Пилигрима».
Реввер молча вывел автомобиль через ворота и помчал к городу. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он заметил две фигуры, стоящие у ворот. Одна из них — в почти таком же плаще, как Ирцарио, а вторая, кажется, в рясе.
Священник в черных солнцезащитных очках стоял поодаль, пока Лейст отдавал дань уважения покойной. Он накрыл обезглавленное тело плащом и сидел рядом, думая о чем-то.
— Гинопосцы — славные ребята во всем, — сказал священник. — За исключением того, что они кровожадные мрази.
— Вы не прочтете молитву, или что там полагается в таких ситуациях? — спросил Лейст.
— Если бы молитвы могли воскрешать умерших… то мы бы имели дело с безголовым зомби. Сожрать — не сожрет, но нервы потреплет изрядно. Впрочем, если тебе от этого легче, — поймав выразительный взгляд Лейста, переменил тактику священник, — я попытаюсь. Во имя отца, сына и святого духа… покоя с миром, раба божья… как тебя там… да уж, жалко девочку. Молодая, у нее еще могли бы быть дети.
Лейст поднял на ноги. На нем теперь была только потертая джинсовая куртка, карман которой оттопыривался от подарка Реввера. Ни денег, ни вещей — ничего. Лейст с легким сердцем покидал этот мир.
— Ты мне так и не сказал, на чем мы улетим с Иргила, — заметил священник.
— Вам понравится, святой отец, — отозвался Лейст.
Он двинулся в обход космопорта, стараясь не попадать в поле зрения камер. Это была глупая мера предосторожности, и сам он это прекрасно понимал: чистым ему уже не остаться. Еще минут пять назад Лейст сомневался, пытался понять, ради чего он все это делает, но тот гинопосец расставил точки над «i».
Лейст впервые увидел гинопосца живьем, не через транслятор или телевизор. Его поразил белый цвет кожи этого человека, сравнимый с цветом свежевыпавшего снега. Вот как выглядят люди, родившиеся и выросшие в космосе, никогда не жившие под открытым небом. Говорили, что у них еще должна быть патологическая агорафобия, но Лейст не заметил, чтобы этот человек хоть немного нервничал.