«Еще рано, сэр. Я этого не позволю».
Сердце, решительная мышца, подрагивала от ее эфирного давления. Эмма заставляла его биться в ритме ее сердца, она резко выдохнула, сосредоточившись. Тело пострадало, да, но орган работал.
Она не была удивлена. Ее ментат мог быть ужасно упрямым.
— Золотая сфера в библиотеке, — услышала она себя. — Три пера сокола. Микал. Принеси.
Он не возразил, оставив ее одну и отвлеченную с Валентинелли. Это было хорошо, потому что уставшее сердце Клэра начало сопротивляться давлению ее воли, и волшебница была занята движением крови Арчибальда Клэра в нужном ритме. Ее Черная дисциплина хотя бы давала обширные знания процессов в теле, и Эмма продлевала жизнь Клэра.
«Надеюсь, его способности не пострадали, — поток эфирной энергии из ее ладоней усилился и обжигал. Ментат, логическая машина в хрупкой плоти, закашлялся и содрогнулся снова. — Странно, теперь он выглядит старше», — может, просто цвет кожи был плохим. Но он и не был юношей. Ему было тридцать три, когда она его встретила, и годы после этого истощали его по капле.
И Клэр не мог перестать попадать в самые поразительные неприятности. Он не мог много отдыхать, и это сказывалось на его физическом состоянии.
С ее губ срывалось пение, язык Исцеления, что с неохотой ее слушался, ведь ее дисциплина не была Белой. И все же она была Главной, так что ее воли хватало, чтобы подчинить даже самую неуступчивую ветвь магии.
От раскатов пения весь дом вдруг ожил треском, и его слуги ощущали огромную магию, что текла по коридорам, но они не перестали выполнять свои дела.
Прибыл Эли, не задыхаясь, но с растрепанными волосами. Он отмерил два кристалла ядовито-лиловой диджиталии, бросил их в рот Клэра, раскрывающийся, как у рыбы, и зажал челюсти ментата на пару секунд, чтобы кристаллы остались внутри. А потом он сел на пятки и смотрел, как лицо волшебницы сияет от золотых символов на плоти, пока она отчасти пела, ее вечернее платье сбилось, и белые плечи вздымались над серебряными и белыми кружевами. Символы, древние руны Колеса и Плуга, Камня и Цветка и другие, что не хотели быть названными и произнесенными, появились и на коже Клэра. эли взглянул на убийцу-неаполитанца.
— Похоже, ночка у вас была тяжелой.
Людовико пожал плечами. Он не скалился из-за тревоги. Может, его губы засохли от грязи, размазанной по его лицу, словно он окунулся в сточную канаву. Под этой маской его цвет был плохим, хотя его крысиные черты и не цвели красотой раньше. Грязь хотя бы скрыла следы оспы на его щеках.
Микал вернулся, сверкая желтыми глазами, и отодвинул другого Щита. В одной руке он держал шар золотого цвета размером с персик, три пера в черной субстанции трепетали в другой. Волшебница, взгляд которой был наполнен темным присутствием, чуть покачивалась, напевая. Символы сияли красным, бегали по ее левой стороне, собираясь под ребрами и огибая ее бледную грудь, словно придерживая ладонью.