— Мне казалось, что вернуться сюда будет очень трудно. Даже Лена переживала, что может быть слишком травмирующим, но оказалось совсем не трудно, и я рада, что вернулась. Пришло время отпустить все эти призраки.
— Именно в такой день мой отец нашел логово, полное медвежат. Медведица умерла, и он принес их домой. Ты не представляешь, какими милыми они были. Я обожала их. — Она улыбается вспоминая.
— Что с ними случилось?
Она отрицательно качает головой.
— Мы по любому не могли их держать у себя, они тоже часть призраков, которые должны остаться позади.
Неудивительно, что она не хочет говорить о своем детстве. Если учесть каким чудовищем был ее отец.
Я беру ее руки в толстых перчатках в свои.
— Я не могу описать словами, как много значит для меня то, что ты привезла меня сюда. Откуда началась твоя жизнь. Спасибо, ты такая храбрая.
— Я не храбрая. Это ты, — говорит она.
— Мы оба храбрые, — отвечаю я смеясь. Не потому, что это смешно, а от чистого счастья. Она запрокидывает голову назад и смеется вместе со мной. Хотя ничего смешного, и одновременно очень смешно. Снежинки попадают мне в рот.
— О, София, София. Как ты изменила меня. Я твой лучший шедевр.
Она отрицательно покачивает головой.
— Нет, я — твой величайший шедевр.
Какое-то движение справа бросается мне в глаза, и я поворачиваю голову. Из дома выходит высокий, широкоплечий мужчина. Мне кажется вечностью, пока мужчина и София, затаив дыхание, смотрят друг на друга. Потом он медленно отворачивается и возвращается в дом, плотно закрыв входную дверь. Это настолько простое действие несет в себе столько отчуждения.
У нее на глазах блестят слезы.
— Эй, — тихо говорю я.
— Все в порядке, — сглатывая, отвечает она. — Он никогда не хотел детей, никого из нас.
— Прости, любовь моя.
— Все нормально. Лена однажды сказала мне, что отец передал нам всем коробку своей тьмы и отправил с ней в жизнь, но теперь я думаю, что, на самом деле, его коробка тьмы — подарок. И она стала подарком в тот день, когда я встретила тебя. Если бы он не продал меня, я бы никогда тебя не встретила.
— О, София. Я люблю, люблю, люблю тебя.
Мы возвращаемся к машине. Снег в некоторых местах настолько глубокий, что погружаемся в него по колено. Как только она застревает в нем, я выдергиваю ее вверх, хихикающую, как ребенок. Открыв дверь машины, она оборачивается, чтобы последний раз взглянуть на тот дом, где родилась. В ее глазах видится печаль. Она до сих пор нуждается в своем отце. И несмотря на то, что он сделал, в ее сердце нет ненависти к нему.
— Может ты хочешь пойти и повидаться с ним? — тихо спрашиваю я.