— Вы в порядке? — он смотрел на меня. Одинокая борозда пролегла, нахмурив его лоб.
— Да, абсолютно, — растерявшись, я задохнулась. Я отвернулась от него и поспешно взяла кусочек торта, откусила его, совершенно не почувствовав никакого вкуса. С тем же успехом можно было пожевать и опилки. Я отчаянно пыталась придумать, о чём можно было поговорить, но на ум совершенно ничего не приходило. Я проглотила безвкусный комок и потянулась за своей чашкой чая. Сделав глоток, я осмелилась на него покоситься.
— Этот торт невероятно вкусный, — сказала я.
— Абсолютно, — спокойно согласился он, заталкивая оставшийся кусочек десерта в свой рот.
Я отставила свою чашку, облизнув нижнюю губу.
— Вам нравится быть гипнотерапевтом?
Он снова нахмурился.
— Это то, чем я занимаюсь в данный момент.
Я была любознательной и одновременно снедаемая диким любопытством по отношению к нему:
— Так вам не нравится?
— Давайте просто скажем, что это временные меры, — его тон буквально отрезал все дальнейшие расспросы.
Я разгладила подол юбки, словно это помогло бы сгладить мои мысли. Когда я подняла свои глаза, он смотрел на мои руки.
— Что? — спросила я.
— У вас такие нежные маленькие ладони. Я уверен, что все парни готовы защищать вас, — сказал он мягко.
— Я не припомню ни одного парня, который бы желал меня защитить, — ответила я, нервно перекатывая между пальцами жемчужины своего ожерелья.
Его глаза вспыхнули. Он подался вперед и неожиданно уперся локтями в колени.
— Честно говоря, я не очень большой любитель чая. Если вы не возражаете, то я выпью виски.
— Совсем нет.
Он встал и подошёл к своему столу. Я наблюдала, как он наливает себе щедрую порцию алкоголя и, будучи всё ещё у стола, делает глубокий глоток. Он осторожно пробрался обратно к дивану и сел к подлокотнику, подальше от меня.
Я откинулась на спинку и повернула к нему голову. Он смотрел в стакан, и было всего лишь одно подходящее слово, чтобы описать его ресницы — пышные. Их ангельский вид перечеркивал все его усилия не вести беседу. Он был болезненно уязвимым, словно вскрытая улитка. Это вызывало во мне желание прикоснуться к загорелой коже на его лице. Он вдруг посмотрел вверх. Тишина затягивалась, удерживая внутри себя больше, чем слова, которые мы могли бы произнести. Воздух казался каким-то густым. Наши тела общались друг с другом.
Но мы оба знали. Наша вежливость и недосказанность были леденящими, словно горох об стену. Как если бы всё было в порядке вещей, что мы были двумя людьми, которые могли быть никем, чужими, не в состоянии даже вести нормальную беседу.