Леха-короткий был совершенно безобидный, пил в основном пиво, хоть и литрами. И если до этого каждый утешал себя тем, что неведомым Воздусиным лекарством бабы потчуют только настоящих алкоголиков, то теперь беседку объял настоящий ужас.
— Разобраться с бабкой надо, — мрачно сказал Сан-Саныч. — Поговорить по-мужски.
Сидевший рядом с ним кудрявый коротыш Лева поежился:
— А ну как ментов вызовет?
— Да я ей сам вызову! Так и скажу — что секта у нее там и наркотики. И с людьми черт знает что творят.
По правде говоря, никто так и не выяснил, что именно Воздуся творит с людьми. И что представляет собой ее таинственный метод, раз и навсегда отбивающий интерес не только к нормальным мужским удовольствиям, но и, похоже, вообще ко всему, кроме еды. Слухи ходили про него самые разные: кто-то говорил, что это особый деревенский гипноз, кто-то намекал на запрещенные таблетки из Китая, а Сан-Саныч, к примеру, был уверен, что все дело в грибах-псилоцибинах.
— Васька с пацанами как раз за пару дней до всего за грибами собирался, — объяснял он. — И вишь как его торкнуло, а мамаша, не будь дурой, воспользовалась.
Лева опять поежился, и черная дымка мелких кудряшек над его головой нервно задрожала. Васенькина судьба очень пугала Леву, который тоже жил вдвоем с матерью. Она родила его поздно, «для себя», и все никак не могла отпустить бесценную деточку в самостоятельное плавание, а потом деточке стукнуло тридцать и обнаружилось, что менять жизнь слишком поздно, а главное — зачем. Вроде хорошо жили, дружно, но чем дальше уходило в прошлое идиллическое Левино младенчество, тем меньше матери нравилось то, что выросло из красивого кудрявого крепыша, на которого восхищенно оборачивались прохожие. Она постоянно пилила его, благо было за что — за почти ежевечерние посиделки с друзьями, за общее раздолбайство, за то, что никак не найдет нормальную работу, за то, что весь он какой-то несуразный, неудачный… И Лева с ужасом думал о том, что его ждет, если остальные старухи начнут уговаривать мать и его «полечить».
— Что ж они творят-то? — пробормотал вконец растревоженный Лева.
— А вот и выясним, — решительно потер руки Сан-Саныч. — Сильно пугать не буду, еще гукнется, манда старая. Так, на полшишечки…
Это был последний разговор Левы с Сан-Санычем. И последний раз, когда Лева видел Сан-Саныча нормальным, здоровым, полным нагловатой витальности.
Потому что тем же вечером Саныч выпал из окна.
Дело было так: оставшиеся мужики собрались вечером на своем привычном месте. Беседка гудела, как гнездо рассерженных шершней — бабьими кознями все были сыты по горло. Наугад брошенное Сан-Санычем — которого, кстати, на этот раз не было — словечко «секта» молниеносно прижилось и пустило корни, в беседке были уверены, что так все и есть: Воздуся заманивает дур в секту, задача которой состоит в истреблении сильного пола. Ходили же не так давно по квартирам странные люди с разговорами о божественном и широкими, иностранными какими-то улыбками — вот они небось Воздусю и завербовали. Потому что и двор, и страну можно брать голыми руками, если заблаговременно превратить их защитников в беспомощных идиотов…