Двадцать второго декабря, когда они миновали город Эйвон, Стью съехал с насыпи автострады. Их скорость составляла десять миль в час, они радовались жизни, снегоход взрывал клубы снега. Том только что показал на маленький городок внизу, безмолвный, как стереоскопическая картинка восьмидесятых, с белым шпилем церкви и нетронутым снегом на крышах. А буквально в следующий момент обтекатель начал заваливаться вперед.
– Какого хре… – начал Стью, но договорить уже не успел.
Снегоход еще сильнее наклонился вперед. Стью попытался дать задний ход, однако было слишком поздно. Возникло особое ощущение невесомости, какое испытываешь, когда прыгаешь с трамплина в воду. Их выбросило с сидений, и они полетели вверх тормашками. Стью потерял из виду и Тома, и Коджака. Холодный снег забил нос. Когда он открыл рот, чтобы закричать, снег полез в горло, за шиворот куртки. Он катился по склону. Наконец остановился, влетев в большой сугроб.
Выбирался на поверхность, как пловец, в горле пылал огонь. Он обжег его снегом.
– Том! – закричал Стью, прокладывая в снегу глубокую колею.
Как ни странно, с такого угла он ясно видел и насыпь автострады, и то место, в котором они с нее слетели, вызвав маленькую лавину. Задняя часть снегохода торчала из снега в пятидесяти футах ниже по крутому склону, напоминая оранжевый буй. Удивительно, что все время возникали водяные ассоциации… и, к слову, не тонул ли Том?
– Том! Томми!
Из снега вынырнул Коджак, выглядевший так, будто его от носа до кончика хвоста обсыпали сахарной пудрой, и принялся прокладывать путь к Стью.
– Коджак! – закричал Стью. – Найди Тома! Найди Тома!
Коджак гавкнул и двинулся в другую сторону, к развороченному пятну на гладкой белой поверхности. Снова гавкнул. Отчаянно пробираясь вперед, падая, вновь глотая снег, Стью добрался до того места и принялся ощупывать снег. Одна рука наткнулась на куртку Тома, и Стью потащил ее на себя. Том появился из снега, жадно хватая ртом воздух и кашляя, а потом они оба повалились на спину. Том кричал и никак не мог отдышаться.
– Мое горло! Оно горит! Ох, родные мои, оно горит!
– Это от холодного снега, Том. Пройдет…
– Я задыхался…
– Теперь все хорошо, Том. Ты оклемаешься.
Они полежали на снегу некоторое время, переводя дух. Стью обнял Тома за плечи, чтобы поскорее успокоить здоровяка. Где-то вдали, сначала набирая громкость, а потом затихая, со склона сошла очередная лавина.
Остаток дня ушел на то, чтобы преодолеть три четверти мили между тем местом, где они слетели с автострады, и Эйвоном. О спасении снегохода и всех припасов не могло быть и речи: он находился слишком далеко по склону. Ему предстояло остаться там до весны, а может, и навсегда.